Порнорассказ салтычиха

Мой! Я ко всему привычна! — сказала Салтычиха. — Чай, не неженка какая, не франкмасонка! Про меня вся округа, вся Подоль, сам знаешь, такову речь ведет: «Где черту карачун, там Салтычихе здорово». Так-то, Тютченька мой! — Фи, Дорот, что за речь! — Простая, батенька, речь! Чиниться мне не для чего и не для кого! Тут все свои галманы. — Галманы? Тютчев поочередно, с какой-то своеобразной выдержкой во всей фигуре поглядел на всех присутствующих крепостных, стоявших, как и должно было быть, в почтительной позе. Помимо воли взор его несколько долее остановился на Галине, и легкая улыбка удовольствия озарила его красивое лицо. — Кто сия? — спросил он у Салтычихи. — Пила бы лиса молоко, да рыло коротко! — отрезала Салтычиха без всяких околичностей. — Дорот!.. Фи!.. — воскликнул тот, к кому относились эти слова. — Право, я тебя не понимаю! — Зато я тебя понимаю, Тютченька! — ухмыльнулась Салтычиха. — Девочка-то в прыску, ну ты и глазища выпучил, как баран, коего собираются резать. — Дорот! — Что за Дорот? Какая я Дорот! Говори просто — Дарья! — Ну, Дарья… Дарья! Салтычиха встала. — А Дарья… так и трогаемся отселева восвояси. Я ведь сюда на час время. Хочу вот эту королевишну писаную, пташку лесную эту, на Москву к себе взять… — Резон подходящий… — вставил свое словцо Тютченька. — Дело известное: вам, мужланам, этакой кумач всегда подходящ! — заметила Салтычиха, трогаясь с места. — Ах, Дорот!.. — воскликнул Тютченька и сделал какую-то странную гримаску, вскользь, из-под бровей снова взглянув на Галину. Аким, подхватив подушки, завозился у тележки. Полесовщик взял под уздцы верхового коня. — Ты уж не за мной ли? — спросила у Тютченьки, приближаясь к тележке, Салтычиха. — Именно, именно за тобой, Дорот, мне надо передать тебе очень-очень нужное дело. — Так едем. Садись-ка на своего одра. А я вот в тележку свою залезу, в тележке-то мне способно. Аким помог барыне сесть в тележку и ловко вспрыгнул на козлы. Тютченька вскочил на своего «одра». — Ну, старый хрыч, — обратилась Салтычиха к Никанору, все еще стоявшему без шапки и с изумленным лицом, — не забудь, что я тебе сказала. На Казанскую

Сидела женщина лет за тридцать, плотного сложения, довольно еще красивая для своих лет. Она, как выслеживающая свою добычу орлица, держала голову несколько вполуоборот в ту сторону, где стояла Галина, и, сжав толстые губы, прямо и холодно глядела на девушку. Тележка бесшумно, но быстро приближалась к Галине. — Стой! — грозно крикнула барыня хриплым голосом, когда тележка поравнялась с девушкой. Тележка так же бесшумно, как ехала, стала. — Чья шлюха?.. Никанорова?.. — начала барыня, не спуская глаз с девушки. — Так точно-с, Никанорова буду, — отвечала девушка тихо, но смело. — Вишь, выросла как, дубина какая! В запрошлом году щенок щенком была. Годов сколько? — Семнадцать. — И, поди, семнадцать таких же вот молодцов, кой сейчас шмыгнул в кусты? Девушка молчала, опустив глаза, и мяла правой рукой кусок какой-то тряпицы, изображавшей передник. Сердце ее билось. Она чуяла грозу. Встреча с барыней, с Салтычихой, как ее прозвали крепостные, и при более благоприятных условиях никогда не предвещала ничего хорошего. Все по возможности избегали с нею встречи и нередко просто прятались при ее появлении. Салтычиха знала это и всегда принимала меры, чтобы заставать всех и всякого врасплох. Она ездила тихо, ходила еще тише, переодевалась в разные одежды и в итоге достигала того, что являлась всюду, по пословице, как снег на голову. На этот раз Салтычиха была еще к тому же почему-то не в духе. Беда над головой девушки висела неминучая. — Что же молчишь-то? — крикнула Салтычиха. — Аль язык отнялся? Отвечай! С милым, поди, голубкой ворковала, ласточкой щебетала, говорила не наговорилась, да еще разок-другой сюда прибежать обещалась! Кто он, прохвост-то твой? Говори! Сама не разглядела, так, думаю, девочка, по доброте своей все мне о нем расскажет! Любопытна уж я очень, все знать-ведать хочу, красавица! Ну, кто? — Не знаю… прохожий какой-то… дорогу спрашивал… — пробормотала Галина, вся дрожа. Салтычиха зло разорялась: — Ну, ты ему, красавица, дорогу и указала? — Указала. — То-то он так рванул в кусты! — продолжала смеяться Салтычиха. — Поди, обрадовался, что дорогу-то нашел. Она рассмеялась еще злее, как-то тихо, с хрипотой, и привстала на тележке. — Подь-ка сюда, ко мне, красавица… да поближе. Галина подошла. — Так не

Растопырив руки, смело и судорожно шагнула к Салтычихе. Глава III Под шум непогоды Встала и шагнула к Галине и сама Салтычиха. Произошло то, что и должно было произойти: тигренок уступил место тигрице. Бой, ежели бы он мог произойти, был бы слишком неравен. На стороне Салтычихи было все: и власть, и личная физическая сила, и привычка повелевать, и жестокость. На стороне девушки было одно желание спасти ни в чем не повинного отца, защитив его своим телом, и еще ненависть, которая, собственно, и породила в ней отважность. Девушка отступила. Невыразимый страх овладел всем ее существом, когда глаза ее, влажные, сверкающие ненавистью, встретились с сухими, покрасневшими до белков глазами Салтычихи. Бедная девушка чуяла, что не отступи она — Салтычиха растерзала бы ее, как котенка. И точно, это бы произошло. Салтычиха обладала цепкими, сильными руками, привычными ко всякого рода расправам. Она при таких условиях задушила бы и более здорового человека, чем Галина. Испугавшись своей отважности, девушка закрыла лицо руками, а слезы так и брызнули у нее из глаз. Она рыдала и ждала, что побои тотчас же посыплются на нее; она даже желала их, как какого-то за что-то искупления. Но произошло нечто странное, нечто неожиданное, почти ничем не объяснимое: Салтычиха, постояв с минуту на одном месте, медленно опустилась на подушку и так же медленно вздохнула — вздохнула, как человек, только что взобравшийся на высокую гору. — Ну! — произнесла она почти спокойно, обращаясь к Никанору, лежавшему на земле ничком без движения. — Встань-ка ты, подымись! Что валяешься, как падаль на задворках? Аль душа в пятки ушла? Коль ушла — вороти ее на старое место. На первый раз прощаю тебе, старому сычу, твою провинность — ослушание. Только гляди, чтоб больше этого не было: в другой раз не пожалею твоей старой спины, как теперь, — так-то отхлещу… Ну вставай же, не бойся! Никанор медленно поднялся с земли. — Милостивица! Матушка! — пролепетал он с умилением и чуть опять, кланяясь, не упал на землю. — Да прощаю уж, кстати, и дочке, — продолжала Салтычиха. — Пусть ее гуляет с молодцом! Коли мой, троицкий, как-нибудь и замуж выдам. Только она у тебя, старичина, никак хворая: у ней не падучая

Автор: 07 августа 2023 19:01 Известная помещица Дарья Салтыкова славилась своей жестокостью. Дворянка замучила, забила до смерти несколько десятков (а по некоторым больше сотни) крестьян. В основном это были женщины: они могли вызывать гнев хозяйки самыми пустячными поводами. Но чаще всего даже повода не было. --> Её садизм был известен многим, но она была богатейшей женщиной, имевшей очень могущественным покровителям. Именно поэтому дворяне из соседних поместий не рисковали вступать с ней в конфронтацию.Как-то раз, на территории своего огромного поместья, Салтычиха услышала выстрелы и погнала своих крепостных поймать стрелка. Им оказался капитан Николай Андреевич Тютчев. Когда его доставили к Салтыковой она поначалу не обратила на него внимания, но потом по-женски заинтересовалась своим "пленником". Мужчина был холост, Салтыкова - вдова, поэтому он не долго противился воле Дарьи и стал её новым любовником. Относилась она к нему также, как ко всем остальным - просто как одному из многих. --> Источник: Портрет Салтыковой (по некоторым данным) --> Все переменилось, когда Салтычиха по своей "милой" привычке попыталась ударить Тютчева. Вот только он оказался не таким покорным как, видимо, предыдущие фавориты помещицы и ответил любовнице несколькими тумаками. Парадокс, но с этого момента Салтычиха начала уважать Николая и даже по-своему, как умела, любить его. Вот только когда измученный своей нервной подругой Тютчев, спустя шесть лет, решил бросить её, она заперла его в собственном сарае.Однако удача улыбнулась Тютчеву: одна из крепостных девушек, дерзнувшая действовать на свой страх и риск, помогла ему выбраться из заточения. --> --> После освобождения и побега Николай Тютчев сделал предложение Пелагее Денисовне Панютиной. Её имение было неподалёку от дома Салтыковой, и она быстро узнала о свадьбе сбежавшего бывшего. Салтычиха, разумеется, не собиралась спустить такое унижение. Она отдала своим крестьянам приказ, чтобы они изготовили что-то вроде бомбы и подорвали дом Панютиных вместе со всеми его обитателями. Но её жестокий план провалился, так как крепостные, несмотря