Порно рассказы евсей

Автор: � | 2025-04-15

эротические рассказы и порно пособия Евсей работал все быстрей и быстрей. Как же ему Макс и Евсей поебались в лесу. Однажды осенью Макс и Евсей решили отправиться в лес на поиски грибов. Ранним утром Евсей проснулся

На задворках неба - Рылов Евсей

И жареной картошкой и грохнула ее на стол. Быстро взяла маленькую миску отложила туда всего, «Сыну вынесу – пусть во дворе поест, а то просыпает на пол – убирай потом». Пока она ходила, Евсей вытащил бумажную затычку из бутылки и разлил самогон по рюмкам. Настасья вернулась села на лавку рядом в пол-оборота к Евсею взяла рюмку и как бы невзначай прижалась грудью к его плечу. «Ну, за знакомство!», со значением сказал Евсей. Они выпили и стали закусывать. Евсей разлил по второй потом, по третей. Пообедали. Лица раскраснелись. Настасья уже откровенно прижималась к Евсею.«Ну, после обеда неплохо бы и отдохнуть!», сказал Евсей.«Сюда-сюда, пожалуйте, в спаленку». Настасья откинула рядно, закрывавшее вход в спальню. В спальне стояла гордость Настасьи – огромная двуспальная никелированная кровать, наследие бабки, фактически - приданоеКлассика сексаВсе порно рассказы автораВнимание! Если этот рассказ нарушает наши правила: описывает - зоофилию, педофилию, садизм, убийства и т.п. Обязательно сообщите администратору или в комментарии к данному рассказу, мы немедленно проведем проверку и удалим его, если факты подтвердятся.Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 11 Зарегистрируйся и получай:деньги за участие в развитии сайта, возможность выиграть до 3000 рублей в конкурсах!Быть с нами - интересно и выгодно! Регистрируйся, не пожалеешь!Предыдущий рассказ • Следующий рассказДругие порно рассказы автораПорно рассказы: Победители и побежденные. Часть 2 - Глава 9.Вовка весь день просидел в маленькой комнатке, куда его определили, изредка грызя горбушку хлеба, которая у него осталась, запивая из кувшина водой, что принесла ему немка.Порно рассказы: В поле - Наташа лежала в палатке в своем спальнике и

Евсей Ковалев - телеведущий, видеоблогер - биография

Первый секс 21 января 2025 г. в 11:34 Настройки текста Выбрать цвет текста Выбрать цвет фона Макс и ЕвсейУтром, когда солнце светит ярко, а за окном щебечут птицы, Евсей, как обычно, начинает дрочить на Макса. И тут к нему в голову приходит замечательная идея. Он решает пригласить Макса к себе и провести время вместе.Евсей набирает номер Макса и говорит:— Привет, Макс! У меня появилась интересная мысль. Не хочешь провести время со мной? Может, попить чай, и не только 😏.Макс отвечает:— Я давно хотел тебе это предложить.— Так ты согласен? — спрашивает Евсей.На другом конце трубки звучит:— Конечно!Ну тогда жду тебя, мое солнышко ❤️! — Отвечает Евсей. — ❤️Макс заходит в квартиру. И его встречает Евсей, одетый в сексуальную одежду, и говорит: Ну что, Максимилиан, сначала чая попьёт или сразу в постель.И Макс, потирая руки, подмигивающе отвечает: — Я всегда готов🫶.И Евсей ведёт Макса в соседнюю комнату. У Макса уже в штанах начало оттопыривать, да и у Евсея тоже. Макс сбрасывает с себя куртку и расстёгивает ширинку штанов, и достаёт свой огромный толстый пенис. Евсей когда это увидел, ещё больше возбудился. Макс подходит к Евсею, а тем временем Евсей уже стоял на коленях перед Максом. Макс включает песню (Careless Whisper).Евсей аккуратно берет пенис Макса и начинает его целовать, а после облизывая его не менее огромные яйца. Макс берёт голову Евсея за его волосы и заставляет его заглотнуть свой пенис еще глубже. Евсей говорит: Он у тебя такой толстый и горячий, так и хочется его всё больше и больше. Евсей встаёт, раздевается, снимает свои бабские трусы (которые спёр у своей матери) и начинает вилять попкой перед Максом, тем самым еще больше возбуждает Макса. Макс начинает аккуратно вставлять в жопу Евсею. И Евсей начинает понемногу постанывать, прикусывая губу 🫦. Макс начинает двигаться быстрее и быстрее, разрывая очко Евсею. И поскольку это был его

Польша. Полная история, Евсей Гречена

"Ну, что, е*ать будешь?"

"Обязательно!" , с такой же улыбкой ответил Евсей.

Он облил несколько раз женщину из ковшика, стараясь не попадать на перевязанную ногу. Потом стал на колени на нижнюю полку и притянул ее к себе. Поцеловал один сосок, потом другой и, вдруг в засос поцеловал комиссаршу в губы.

Самогон, тепло бани и пережитое сделали своё. Людмила до судорог внизу живота захотела мужика. После долгого воздержания, после всего случившегося организм требовал разрядки. Она сама пододвинулась к нему, схватила его окаменевший член и сама засунула его в своё истекающее женским соком лоно. Соитие было бурным. Людмила стонала каждый раз, насаживаясь на член. Евсей молча врывался в ее заузившееся за годы воздержания отверстие. Наконец Людмилу начала бить дрожь. И она забормотала чисто по-бабьи: "Еще миленький! Еще родимый! Ой, мама-мамочка!" , и кончила.

Евсей всякого с бабами повидал, но от такой женской открытости, извергнул семя почти сразу, с легким вздохом.

Людмилу пришлось окатить тройкой ковшиков холодной воды, чтобы он пришла в себя.

* * *

Людмила сидела на нижней банной полке и смотрела, как Евсей сжигает ее форму и документы в банной печурке.

"Будешь у Анютки жить, в сельсовете. Скажем, тетка ее приехала на лето, потому, как в городе голодно. Одежонкой попрошу Анютку с тобой поделиться. Черт, да она ж девка совсем, а ты ширше её будешь. Ну, может, у кого из баб выменяем что-нибудь из одежи. Сапоги и твои сойдут - всё село в военных кирзачах ходит. Пилотку твою у ручья не забыть забрать и спалить. Ничё, перекантуемся".

Людмила слушала этого мужика и не понимала, почему он берет такую участь в её жизни. Почему просто не отдаст немцам и не получит награду? Это было выше её понимания. Она привыкла: "Вот враг - вот свои. Свои не бросят в беде. Враг подл, жесток и всегда погубит. И вот этот вражина перевязал её, ублажил так, что тело до сих пор сладко ноет. И теперь спасает её жизнь. Почему?".

Евсей оделся сам, натянул на Людмилу её нательную рубаху, а потом, вдруг легко взяв руками под коленки и за плечи, сказал: "Ничё, тут близко, лишь бы лишний кто не заметил". После чего поднял Людмилу и понес в сельсовет.

"Принимай пополнение, Анюта" - произнес Евсей укладывая раненую на свой топчан.

Анютка только разинула рот, увидев полуголую бабу в одной исподней рубахе.

"Вот будете тут на-пару жить комсомолка и коммунистка! А я переселюсь в большую комнату".

Анютка еще шире разинула рот.

"Рот захлопни! Видишь - раненая она. А обмудировку ее коммисарскую с документами я спалил. Только паспорт оставил. Скажешь - тетка по матери приехала из города по тому как голодно там. Да, надо у Настьки из бани ее кирзачи забрать - сходи. И попроси у баб хоть какую ей одежку".

Фроська

Людмила жила у Анютки уже вторую неделю. Нога зажила, и она могла безболестно ходить и даже прыгать.

Евсей притащил им мешок картошки, но складывать его было некуда. Поэтому Евсей пригнал трех своих "гвардейцев" и заставил их вырвать несколько половиц в большой комнате сельсовета и вырыть там погреб. Туда положили мешок картошки и еще полмешка свеклы. Евсей заставил своих женщин высадить в палисаднике сельсовета вместо цветов морковь, лук, укроп и петрушку.

Теперь поутру они наперегонки бежали в этот доморощенный огород - сорвать к завтраку хоть какой-то зелени.

Евсей радовался: Анютка не держит на него зла, Людмила поправилась. Ей нашли пару застиранных кофтенок и одну юбку. И еще ей удалось сменять у Аглаи (жена бывшего председателя колхоза) свои наручные часики на симпатичное платье. В общем, она нормально приоделась.

Так, что жизнь налаживалась. Евсей поставил третий топчан в большой комнате сельсовета, но ни разу не прилег на него один. Потому, что, то Анютка, то Людмила желали разделить его одиночество. Как они там решали, когда кто к нему идет, он не знал, да и не хотел. Ему было достаточно того, что каждый вечер он ласкал одну из этих женщин и отдавал ей своё семя.

Но Евсей не был бы самим собой, если не искал бы новых встреч и новых утех.

В очередной раз, обходя караулом село, он услышал сначала забористую брань, произносимую женским голосом, а, потом всхлипы и стоны.

* * *

Фроська росла девчушкой маленькой и щуплой. Но, когда подошел возраст входить в пору женской зрелости, бедра её раздались, сиськи выперли вперед, а вот росточек и конопушки на лице так и остались прежними. Поэтому удивительно было, что успела она выйти замуж и даже пожить неделю с мужем до того, как забрали его в армию.

В общем, девственности, при наличии мужа, она лишилась, но вот, как была девчонкой, так и осталась. К тому же не давалась ей никогда никакая мужская работа. Вот если надо было сшить чего или вышить, сплести, связать. Тут её талантам не было конца. Но если надо было нарубить дров или распилить бревно, то без травмы тут не обходилось.

Вот и сейчас попытавшись расколоть колоду, Фроська получила удар куском расколовшейся колоды в одну голень и огромнейшую занозу в другую.

Евсей зашел на звуки этих стенаний и увидел уморительную картину: Фроська сидела на колоде для рубки дров, и одной рукой гладила наливающийся синяк на одной голени и одновременно пыталась вытащить огромную занозу из другой, при этом скороговоркой материлась.

Евсей выдернул щепку из ноги Фроськи и сказал, как приказал: "Принеси самогону - промыть надо, а то загниет".

Фроська бросилась выполнять приказ.

Евсей, тем временем, снял кашкет, френч и нательную рубаху. Положил их на лавку. Ухватил оброненный Фроськой колун. И начал колотьё: удар топора в дровиняку, что лежит на земле, она, как сама подпрыгивает и летит на колоду для рубки. Удар, и дровиняка разлетается на ровные красивые полешки.

Фроська залюбовалась работой Евсея, забыв даже, что в руках у нее бутыль самогона, а в ноге саднящая рана от занозы.

Евсей наколол ей дров дня на два - на три. И решил на этом пока остановиться.

Подошел к Фроське и сказал: "Ну, пойдем лечиться!".

Зашли в дом.

"Найдешь лоскут чистой тряпицы?" , спросил Евсей.

Фроська послушно принесла застиранный кусок рядна.

"Так давай - садись на кровать, чтоб мне сподручней было!" , заявил Евсей.

Фроська провела его в спаленку и уселась на кровать, вытянув на ней ноги.

Евсей присел рядом. Потом поднялся, принес кружку и плеснул в нее грамм сто самогона.

"Давай внутрь - тоже надо!" , ловко объяснил он.

"Я не пью!" , запротестовала Фроська.

"Это лекарство!!!" , возразил Евсей.

Фроська выпила, поперхнулась и маленькая струйка самогонки просочилась у нее изо рта. От выпитого у Фроськи закружилась голова, а через пару минут стало как-то весело. Она хихикала, когда Евсей протирал ей ранку тряпкой, намоченной в самогоне, хихикала когда Евсей гладил ее ноги, ляжки. Но когда Евсей полез в трусы, вдруг грустно сказала: "Я ж замужем, я Сашку своего люблю".

Евсей поглядел на нее внимательно и сказал: "Ну, вот ты меня приласкаешь, а может где и твоего Сашку приголубят. На войне знаешь, как женской ласки хочется. Вот и считай: Сашка там, а я здесь, и всем хорошо".

Опьяневшая Фроська только кивнула головой, соглашаясь с такой логикой: "Да, всем хорошо!"

Евсей раздел Фроську, разделся сам и прилег рядом с ней. Долго целовал ее губы, мял упругую грудь. Потом лизал и целовал соски, гладил бока, бедра. Нравилась ему эта простодушная бабенка, нравилось её маленькое налитое тело. Бабой, то и язык не поворачивался назвать - девчонка, да и только. Наконец опустился лицом к ее промежности, полюбоваться на заветное место. Большие половые губы у Фроськи не выделялись. Просто было два округлых валика, а между ними щелка. Над этим кустик каштановых волос с завитком в центре лобка. Он наклонил лицо к ее лобку. Фроська уже потекла, и он жадно вдохнул запах самки. Но не приторный, не вонючий - Фроська была чистоплотной женщиной, а кисловато-дурманящий. И, вдруг, Евсей сделал то, что он никогда не делал с женщинами. Он лизнул сочащуюся щель, желая почувствовать это на вкус. Провел языком по Фроськиной щелке, и даже задел бугорок клитора.

Фроську как током ударило. Она и так совершенно размякла под такими ласками, которых и близко не давал ей молодой неопытный муж. А тут совершенно обалдела. Она схватила руками голову Евсея, прижала к своему паху, и, как в бреду бормотала: "Еще, Саша, еще!".

. эротические рассказы и порно пособия Евсей работал все быстрей и быстрей. Как же ему Макс и Евсей поебались в лесу. Однажды осенью Макс и Евсей решили отправиться в лес на поиски грибов. Ранним утром Евсей проснулся

Отзывы о Книга Эмират - Евсей Гурьев

Евсей

Вошли немцы в село Малые Радуницы летом 41-го года без единого выстрела. Да и с кем тут было воевать? Девять баб, одна старуха да пару ребятишек дошколят. Красная Армия защищать этот бывший хутор, а теперь колхоз, специализирующийся на производстве свиней с гордым наименованием "Путь к коммунизму" не собиралась.

Завоеватели быстренько закололи пару молодых свиней для своих нужд и, по-хозяйски оставив в целости хряка Борьку и нескольких свиноматок для развода, прошествовали дальше.

А в селе осталась хозкоманда, набранная из военнопленных: три мужика лет за пятьдесят и Евсей Смоляков. Мужики были пьяницами и разгильдяями, каких свет не видывал, и поэтому командовать ими поставили справного мужика из семьи раскулаченных и высланных в Сибирь крестьян. Германское командование навесило ему лычку ефрейтора и поставило под его командование трех солдат для выполнения заданий по обеспечению доблестной немецкой армии продовольствием и фуражом. А базой для этого и был выбран свинопроизводственный колхоз.

Евсей мужик был хозяйственный, цепкий, бережливый, за что и оценило его командование. Для придания ему командирского вида был ему выдан парабеллум в блестящей кожаной кобуре. Единственно был Евсей очень охочь до женского полу. Но вот до этого никакого дела его командованию не было. Было ему 32 года от роду, высокий, плечистый с синими глазами и черными, как смоль волосами с волной на чубе. Ну, чем не мужик!

Анютка

Евсей шел по селу, представляя собой новую власть. И это ему очень нравилось. Одет он был в немецкую военную форму: кашкет, френч, галифе и яловые сапоги. На поясе кобура с пистолетом - власть! Шел он к сельсовету, с двери которого уже сбили наименование колхоза и выдрали со стены красный флажок, выцветший на солнце.

Зашедши в сельсовет, Евсей с неодобрением покачал головой, увидавши не сорванный кумачовый транспарант с лозунгом "Да здравствует товарищ Сталин!". Вставши на лавку, аккуратно сдернул транспарант, свернул его и бросил на стол: меловую надпись можно отстирать, а материя еще может на что-то и пригодится. И тут он услыхал какой-то звук за стенкой в соседней маленькой комнатке.

Открыв дверь Евсей увидал молодую девку, сидящую на топчанчике, накрытым каким-то рядном. Рядом стоял маленький столик и стул. На стену была навешена небольшая полка с фанерними дверцами.

"Ты что тут делаешь?" - строго спросил Евсей.

Девка испуганно дернулась увидав его форму и полушепотом выдавила из себя:

"Я тут живу".

"А чего вдруг - тут?" - удивленно спросил Евсей.

"А чего это Вы меня расспрашиваете?" - вдруг зло ответила девка.

"А потому, как я теперь тут новая власть!" - развалившись на стуле ответил Евсей.

"Фашист!" - закричала вдруг девка.

"Я то - нет" , ответил Евсей, "А вот ты, наверное, коммунистка?!".

"Нет, пока только - комсомолка!" - выкрикнула девка.

"А может у тебя и документ какой есть?" , хитро прищурившись, спросил Евсей.

"Есть!!!" , крикнула девка, и, вскочив, вынула из шкафчика картонную книжечку.

"Э, да ты идейный враг нового порядка, может тебя для какой вредной деятельности тут оставили?" ухмыльнулся Евсей. Вырвал книжечку, швырнул ее на стол и строго сказал:

"Да тебя обыскать надо!".

И он, не смотря на сопротивление девки, скрутил ей спереди руки крепкой бечевой, всегда имевшейся в его кармане. Скрутив кисти рук, он повалил девку на топчан и затем прикрутил их, завернув девке за голову к верхней поперечной доске топчана. После чего сел рядом с ней.

Теперь девка лежала перед ним на топчане и никуда рыпнуться уже не могла.

"Так, и что у нас тут?" , строго спросил Евсей, расстегивая на девке ситцевую кофточку. Под кофтенкой ничего по летней жаре не оказалось. И Евсей с удовольствием облапил небольшую грудь, по-хозяйски провел рукой до пупка, погладил бока. Девка ему нравилась: не толстушка, но и не худышка, грудки небольшие, но полненькие.

"Что вы делаете, так нельзя!" , уже хнычущим голосом пролепетала девка.

"Городская недотрога" , подумал Евсей, а вслух сказал сердитым голосом:

"А может ты тут чего запрятала?!" , и задрал девке подол юбки до пупа, завернув край подола за поясок юбки, чтобы она далее его действиям не мешала.

На ней были белые ситцевые трусики типа трико. Евсей, не рассусоливая далее, сдернул трусы до колен. Девка забилась, но руки были прикручены к топчану крепко, и она смогла только положить ногу на ногу, пытаясь закрыть промежность ногой.

"Так и знал, что ты там что-то прячешь!" , с ехидной улыбкой сказал Евсей.

Затем встал с топчана и сдернул с нее трусы полностью. Девка покраснела лицом и отвернула его в сторону. Евсей тем временем разделся, повесил аккуратно френч и галифе на стул, затем снял нательную рубаху и кальсоны. Для полного порядка подошел к двери и накинул крюк на скобу, чтобы никто не помешал его делу. Затем подошел к девке, отвел одну ее ногу в сторону и уселся на топчан между ее ног, так, что одна ее нога была у него за спиной, а вторую согнутую в колене он держал рукой за ляжку.

Девка наконец поняла, что от нее хотят. Губы ее задергались, и она шепотом попросила:

"Не надо, я еще девушка!".

Евсей поглядел ей в глаза, погладил ляжку и сказал:

"Ну, так и что, пора, значит, бабой становится".

Девка вдруг заплакала, не в голос, а так, слезы только полились.

"Да, а если меня потом замуж никто не возьмет?"

"Тю, дура!" усмехнулся Евсей, "Да после войны тут нигде девок не будет: или немцы снасилят или красные, если вернутся!"

Он раздвинул пошире ей ноги и начал гладить промежность, развел лепестки нижних губ в стороны и погладил низ лобка, где знал - у женщин самое чувствительное место. Девка поняла, что всё это неизбежно и перестала хныкать и дергаться. Просто лежала, закрыв глаза. Евсей заметил, что из-под ее попки выглядывает край подола, который спереди был завернут.

"А, черт, ведь кровью попачкаю, а может у девки юбка то всего одна!" , подумал Евсей, "А если не юбку, так постель - непорядок".

Он отпустил ее ноги, встал с постели и достал из френча большой носовой платок. Девка удивленно открыла глаза и глядела, что он собрался делать.

"Подстелить надо, а то кровью попачкаешься" , и тут девка увидела его член, вставший в ожидании скорого применения.

"Боже, какой он у тебя огромный" , перепугано прошептала девка.

Да орган у Евсея был силен и красив: сантиметров 18 длинной и где-то до шести толщиной в головке.

"Да он во мне не поместится, ты меня всю порвешь" , испугалась девка.

"Не было еще такого случая, чтоб от х*я да пи*да лопалась" , хохотнул Евсей, "Это тебе не рожать. Вот когда рожают, это да, бывает!".

Евсей подошел к девке взял ее за ноги, положил ее колени к себе на плечи и оторвав ее таз от топчана, подложил под него платок, сложив его вдвое. Потом стал на колени на топчане между ног девки и намочив слюной головку члена стал потихоньку проталкивать его между половых губ во влагалище. Девка, выкатив глаза, смотрела на него, пока еще ничего страшного не ощущая. Но тут Евсей почувствовал, что уперся в девичью преграду.

"Ну, чё, взлохматим пи*денку!" , выпалил он свою любимую присказку. И резко двинул тазом, вгоняя член на максимальную глубину. После этого он упал на локти и навис над девкой.

У девки вырвался писк раненого зайца. Но Евсей уже смело и напористо шуровал в девичьем влагалище разметав на лоскуты девственную плеву. Девка при каждом его резком толчке вскрикивала. У Евсея уже пять дней не было женщины, и он довольно быстро почувствовал пульсацию в головке члена и, вот, наконец, тело взорвалось вспышкой оргазма. Евсей сделал еще несколько резких толчков, вгоняя девке свое семя, после, отдыхая, навалился на девку всем телом.

"Тебя как зовут, то?"

"Анюта".

"Ну, вот и познакомились, а меня - Евсей".

Встал с девки, достал у нее из-под попки платок и протер разверстый зев влагалища от стекающей спермы. Платок был обильно заляпан кровью, но из влагалища кровь уже не сочилась. Евсей промокнул другим краем платка головку члена, потом усмехнулся и кинул платок на стул: "Тебе на память, все-таки твоя девичья кровь".

Подошел к девке, оправил ей подол юбки, кофту застегивать не стал - только накинул полы, прикрыв груди. Потом отвязал от топчана и развязал ей руки. Девка устало присела на топчане и смотрела на него с немым вопросом: "Что дальше с ней будет?".

Развитие способностей исследователя. Регирер Евсей

Евсей

Вошли немцы в село Малые Радуницы летом 41-го года без единого выстрела. Да и с кем тут было воевать? Восемь баб, одна старуха да пару ребятишек дошколят. Красная Армия защищать этот бывший хутор, а теперь колхоз, специализирующийся на производстве свиней с гордым наименованием «Путь к коммунизму» не собиралась.

Завоеватели быстренько закололи пару молодых свиней для своих нужд и, по-хозяйски оставив в целости хряка Борьку и нескольких свиноматок для развода, прошествовали дальше. А в селе осталась хозкоманда, набранная из военнопленных: три мужика лет за пятьдесят и Евсей Смоляков. Мужики были пьяницами и разгильдяями, каких свет не видывал, и поэтому командовать ими поставили справного мужика из семьи раскулаченных и высланных в Сибирь крестьян. Германское командование навесило ему лычку ефрейтора и поставило под его командование трех солдат для выполнения заданий по обеспечению доблестной немецкой армии продовольствием и фуражом. А базой для этого и был выбран свинопроизводственный колхоз.

Евсей мужик был хозяйственный, цепкий, бережливый, за что и оценило его командование. Для придания ему командирского вида был ему выдан парабеллум в блестящей кожаной кобуре. Единственно был Евсей очень охочь до женского полу. Но вот до этого никакого дела его командованию не было. Было ему 32 года от роду, высокий, плечистый с синими глазами и черными, как смоль волосами с волной на чубе. Ну, чем не мужик!

Анютка

Евсей шел по селу, представляя собой новую власть. И это ему очень нравилось. Одет он был в немецкую военную форму: кашкет, френч, галифе и яловые сапоги. На поясе кобура с пистолетом — власть! Шел он к сельсовету, с двери которого уже сбили наименование колхоза и выдрали со стены красный флажок, выцветший на солнце.

Зашедши в сельсовет, Евсей с неодобрением покачал головой, увидавши не сорванный кумачовый транспарант с лозунгом «Да здравствует товарищ Сталин!». Вставши на лавку, аккуратно сдернул транспарант, свернул его и бросил на стол: меловую надпись можно отстирать, а материя еще может на что-то и пригодится. И тут он услыхал какой-то звук за стенкой в соседней маленькой комнатке.

Открыв дверь Евсей увидал молодую девку, сидящую на топчанчике, накрытым каким-то рядном. Рядом стоял маленький столик и стул. На стену была навешена небольшая полка с фанерними дверцами.

«Ты что тут делаешь?» — строго спросил Евсей.

Девка испуганно дернулась увидав его форму и полушепотом выдавила из себя:

«Я тут живу».

«А чего вдруг — тут?» — удивленно спросил Евсей.

«А чего это Вы меня расспрашиваете?» — вдруг зло ответила девка.

«А потому, как я теперь тут новая власть!» — развалившись на стуле ответил Евсей.

«Фашист!» — закричала вдруг девка.

«Я то — нет», ответил Евсей, «А вот ты, наверное, коммунистка?!».

«Нет, пока только — комсомолка!» — выкрикнула девка.

«А может у тебя и документ какой есть?», хитро прищурившись, спросил Евсей.

«Есть!!!», крикнула девка, и вскочив вынула из шкафчика картонную книжечку.

«Э, да ты идейный враг нового порядка, может тебя для какой вредной деятельности тут оставили?» ухмыльнулся Евсей. Вырвал книжечку, швырнул ее на стол и строго сказал:

«Да тебя обыскать надо!».

И он, не смотря на сопротивление девки, скрутил ей спереди руки крепкой бечевой, всегда имевшейся в его кармане. Скрутив кисти рук, он повалил девку на топчан и затем прикрутил их, завернув девке за голову к верхней поперечной доске топчана. После чего сел рядом с ней.

Теперь девка лежала перед ним на топчане и никуда рыпнуться уже не могла.

«Так, и что у нас тут?», строго спросил Евсей, расстегивая на девке ситцевую кофточку. Под кофтенкой ничего по летней жаре не оказалось. И Евсей с удовольствием облапил небольшую грудь, по-хозяйски провел рукой до пупка, погладил бока. Девка ему нравилась: не толстушка, но и не худышка, грудки небольшие, но полненькие.

«Что вы делаете, так нельзя!», уже хнычущим голосом пролепетала девка.

«Городская недотрога», подумал Евсей, а вслух сказал сердитым голосом:

«А может ты тут чего запрятала?!», и задрал девке подол юбки до пупа, завернув край подола за поясок юбки, чтобы она далее его действиям не мешала.

На ней были белые ситцевые трусики типа трико. Евсей, не рассусоливая далее, сдернул трусы до колен. Девка забилась, но руки были прикручены к топчану крепко, и она смогла только положить ногу на ногу, пытаясь закрыть промежность ногой.

«Так и знал, что ты там что-то прячешь!», с ехидной улыбкой сказал Евсей.

Затем встал с топчана и сдернул с нее трусы полностью. Девка покраснела лицом и отвернула его в сторону. Евсей тем временем разделся, повесил аккуратно френч и галифе на стул, затем снял нательную рубаху и кальсоны. Для полного порядка подошел к двери и накинул крюк на скобу, чтобы никто не помешал его делу. Затем подошел к девке, отвел одну ее ногу в сторону и уселся на топчан между ее ног, так, что одна ее нога была у него за спиной, а вторую согнутую в колене он держал рукой за ляжку.

Девка наконец поняла, что от нее хотят. Губы ее задергались, и она жалобным шепотом попросила:

«Не надо, я еще девушка!».

Евсей поглядел ей в глаза, погладил ляжку и сказал:

«Ну, так и что, пора, значит, бабой становится».

Девка вдруг заплакала, не в голос, а так, слезы только полились.

«Да, а если меня потом замуж никто не возьмет?»

«Тю, дура!» усмехнулся Евсей, «Да после войны тут нигде девок не будет: или немцы снасилят или красные, если вернутся!»

Он раздвинул пошире ей ноги и начал гладить промежность, развел лепестки нижних губ в стороны и погладил низ лобка, где знал — у женщин самое чувствительное место. Девка поняла, что всё это неизбежно и перестала хныкать и дергаться. Просто лежала, закрыв глаза. Евсей заметил, что из-под ее попки выглядывает край подола, который спереди был завернут.

«А, черт, ведь кровью попачкаю, а может у девки юбка то всего одна!», подумал Евсей, «А если не юбку, так постель — непорядок».

Он отпустил ее ноги, встал с постели и достал из френча большой носовой платок. Девка удивленно открыла глаза и глядела, что он собрался делать.

«Подстелить надо, а то кровью попачкаешься», и тут девка увидела его член, вставший в ожидании скорого применения.

«Боже, какой он у тебя огромный», перепугано прошептала девка.

Да орган у Евсея был силен и красив: сантиметров 18 длинной и где-то до шести толщиной в головке.

«Да он во мне не поместится, ты меня всю порвешь», испугалась девка.

«Не было еще такого случая, чтоб от х*я да пи*да лопалась», хохотнул Евсей, «Это тебе не рожать. Вот когда рожают, это да, бывает!».

Евсей подошел к девке взял ее за ноги, положил ее колени к себе на плечи и оторвав ее таз от топчана, подложил под него платок, сложив его вдвое. Потом стал на колени на топчане между ног девки и намочив слюной головку члена стал потихоньку проталкивать его между половых губ во влагалище. Девка, выкатив глаза, смотрела на него, пока еще ничего страшного не ощущая. Но тут Евсей почувствовал, что уперся в девичью преграду.

«Ну, чё, взлохматим пи*денку!», выпалил он свою любимую присказку. И резко двинул тазом, вгоняя член на максимальную глубину. После этого он упал на локти и навис над девкой.

У девки вырвался писк раненого зайца. Но Евсей уже смело и напористо шуровал в девичьем влагалище разметав на лоскуты девственную плеву. Девка при каждом его резком толчке вскрикивала. У Евсея уже пять дней не было женщины, и он довольно быстро почувствовал пульсацию в головке члена и, вот, наконец, тело взорвалось вспышкой оргазма. Евсей сделал еще несколько резких толчков, вгоняя девке свое семя, после, отдыхая, навалился на девку всем телом.

«Тебя как зовут, то?»

«Анюта».

«Ну, вот и познакомились, а меня — ... Евсей».

Встал с девки, достал у нее из-под попки платок и протер разверстый зев влагалища от стекающей спермы. Платок был обильно заляпан кровью, но из влагалища кровь уже не сочилась. Евсей промокнул другим краем платка головку члена, потом усмехнулся и кинул платок на стул: «Тебе на память, все-таки твоя девичья кровь».

Подошел к девке, оправил ей подол юбки, кофту застегивать не стал — только накинул полы, прикрыв груди. Потом отвязал от топчана и развязал ей руки. Девка устало присела на топчане и смотрела на него с немым вопросом: «Что дальше с ней будет?».

Евсей оделся и сел на стул, взяв в руки комсомольский билет. Открыл его и прочел:

«Антонина Егоровна Закваскина, член Всероссийского коммунистического союза молодежи. Да, девочка, с таким билетиком я тебя просто расстрелять должон!».

Анюта вздрогнула и опустила глаза. Евсей достал из кармана френча немецкую бензиновую зажигалку чиркнул кресалом и поднес горящий фитилек снизу к картонным корочкам. Билет вспыхнул и через минуту рассыпался пеплом на столе.

«Запомни, дурочка, не было никогда такого члена этого союза. Надеюсь, свои тебя не выдадут. Ну, а я про эту бумажку никому не скажу».

Анюта потупилась — внизу живота саднило и было противно липко между половыми губками. Она судорожно застегивала свою кофточку.

«А вы меня так, каждый день будете?»

« Да, ты не боись, это только в первый раз больно, а потом может и понравится. Да не боись, говорю, что я зверь какой. Вот через недельку заживет у тебя там всё. Ну, тогда и еще разок можно попробовать». Он, конечно, надеялся сделать это гораздо раньше, но не стоило пугать девку.

Анюта растерла затекшие под веревкой кисти рук,

«А всегда так связывать будете?». Евсей захохотал, «Да ты совсем глупенькая. Это ж я тебя связал, чтоб ты не рыпалась, а то ить я мог только больней тебе сделать, да и одёжу порвать. А так ты цела, одежа — цела. Ну, баба теперь — так с кем не бывает. Короче, пока я с селом познакомлюсь, я тут у тебя поживу. «, сказал, как о чем-то само собой разумеющемся Евсей, «Места маловато, да ничего, я второй топчан поставлю, а стол в большую комнату вынесем — он тут тебе ни к чему. Да и тебе спокойней — ты одна живешь, а так — больше никто не пристанет».

Евсей сел и задумался, что ему дальше предстоит сделать. А Анюта сидела и смотрела на первого в ее жизни мужчину и вдруг почувствовала спокойствие. Он, конечно, ее изнасиловал, но не бил, не оскорблял, защищать пообещал. Не такого она представляла его в своих девичьих мечтах. Она, родившаяся в городе и обучившаяся на бухгалтера, вынуждена была поехать в забитое село по комсомольской путевке и работать тут счетоводом. Но в мечтах представляла себя в городе, в своей квартире с красивым и обязательно образованным, интеллигентным мужчиной. Да, мечты-мечты.

Наконец Евсей встал со стула и сказал ей: «Я так понимаю, ты в этих вопросах совсем неопытная, если не хочешь забеременеть — иди-ка, подмойся внизу хорошенько. Может, и не залетишь с первого раза». Анюта подхватилась, и пошла выполнять сказанное.

Евсей вышел из бывшего сельсовета и пошел по селу, внимательно рассматривая дома и их обитателей, которые работали в своих садах и огородах.

Настасья

Настасья была разбитной веселой бабенкой. Рано вышедши замуж, она с головой окунулась в семейную жизнь. Ей нравилось иметь свой дом, прибирать его, копошиться на огороде и в маленьком садике. Ей нравилось чувствовать себя замужней женщиной — хозяйкой. Нравилось стирать мужу белье, готовить ему еду. Но больше всего ей нравилось то, что происходило между ней и мужем, когда наступал вечер, и они укладывались на семейную кровать. После того, как муж Семен сделал ее бабой, она не давала ему в этом деле продыху. Каждый вечер она возбуждала мужа, лаская его тело. Бесстыже прижималась к нему голяком. Потом затаскивала его на себя, и занималась любовью до изнеможения. Когда муж слишком уставал на работе, она раздразнивала его мужское достоинство рукой, садилась на него сверху и скакала на нем, пока огненная волна не опаляла ее тело. В общем, она была энтузиасткой, можно сказать, стахановкой плотской любви. Муж, видя эту ее слабость, не раз грозил полупудовым кулаком: «Узнаю, что загуляла — убью!». Настасья не боялась угроз мужа, но деревенские мужики, зная его силу и суровый нрав, с ней не связывались.

И вот, мужа призвали в армию, и Настасья, уже больше месяца, маялась без мужниной ласки. Она дошла до того, что стала самоудовлетворяться: терла клитор до тех пор, пока не начинало течь из вагины, а потом вставляла туда два или три пальца и дергалась, пока оргазм не скручивал тело. Ей было стыдно и неудобно этим заниматься, так как рядом спал двухлетний сын Колька. Последние несколько дней она придумала новую штуку: она выбирала морковку потолще, отмывала ее до блеска, ошпаривала кипятком и раздразнив себя вставляла ее в свое лоно и доводила себя до оргазма. Но всё это было не то! Ей нужен был мужик, чтобы ласкал ее, дразнил, мял ее тело, щипал напрягшиеся соски, а потом так вставлял между ног, чтобы дыхание спирало, чтобы чувствовать на себе его тело и горячий мужской член внутри себя.

Сейчас она прибиралась во дворике своего дома. Рядом на лавке сидел Колька и играл с вырезанной из деревяшки конячкой.

Мимо ее дома по улице медленно шел Евсей. Дел у него особых не было. Так, как с утра он дал своим подчиненным задание прибрать свинарник и накормить свиней свеклой да картошкой, которая была заготовлена для этих целей. Зная их страсть к спиртному, он пообещал принести им к обеду бутылку самогонки, если они всё исправно выполнят.

«Здрасти, новой власти!!!», захихикала Настасья.

Евсей улыбнулся и приложил два пальца к козырьку немецкого кашкета, приветствуя хозяйку, «И Вам не хворать!».

«А зашли бы в гости, господин ефрейтор!» — бабы в селе уже выучили его немецкий чин и приветствовали его соответственно.

«У меня уже и обед поспевает».

«Да, здесь промашки не будет», подумал Евсей, «Иш, глаза какие блядские!»

«Спасибо за приглашение, почему и не зайти к хорошему человеку».

Евсей открыл калитку в палисаде и вошел во двор. Подошел к Настасье поглядел ей прямо в глаза. Настасья заулыбалась. Почувствовала, что вот, наконец, получит она свой кусочек женского счастья. Евсей подошел к Кольке, погладил его по белобрысой головенке. Потом достал из кармана кусочек сахару, завернутый в бумажку. Вынул из бумажки и дал мальцу: «Держи сахар — вместо конфеты будет».

Пацаненок положил сахар в рот и смешно зачмокал.

«Проходите в дом, я сейчас на стол накрою», сказала Настасья, пропуская гостя вперед.

Евсей вытер подошвы сапог о половик и зашел в сени. Повесил кашкет на гвоздь, подумал: «Жарко!», снял френч и тоже повесил на гвоздь, после чего прошел в горницу. Сел на лавку, стянул сапоги, свернул портянки, вложил их в сапоги и поставил сапоги в угол горницы рядом с дверью. Настасья хлопотливо бросилась во двор, принесла кувшин воды и тазик. Слила на руки, подала полотенце. И всё мигом, всё молнией. Евсей сел за стол, закатал рукава нательной рубахи. Настасья мигом шастнула в подпол, вытащила бутылку самогонки, поставила запотевшую бутыль на стол. Вытащила из фанерного шкафчика две граненые рюмки синего стекла. Поставила на стол миску с малосольными огурцами. Вытащила из печи огромную сковородку с яичницей и жареной картошкой и грохнула ее на стол. Быстро взяла маленькую миску отложила туда всего, «Сыну вынесу — пусть во дворе поест, а то просыпает на пол — убирай потом». Пока она ходила, Евсей вытащил бумажную затычку из бутылки и разлил самогон по рюмкам. Настасья вернулась села на лавку рядом в пол-оборота к Евсею взяла рюмку и как бы невзначай прижалась грудью к его плечу.

«Ну, за знакомство!», со значением сказал Евсей. Они выпили и стали закусывать. Евсей разлил по второй потом, по третей. Пообедали. Лица раскраснелись. Настасья уже откровенно прижималась к Евсею.

«Ну, после обеда неплохо бы и отдохнуть!», сказал Евсей.

«Сюда-сюда, пожалуйте, в спаленку». Настасья откинула рядно, закрывавшее вход в спальню. В спальне стояла гордость Настасьи — огромная двуспальная никелированная кровать, наследие бабки, фактически — приданое. Кровать была застелена таким же рядном, что и на двери. Настасья быстренько скинула всё с себя и нагишом шмыгнула под рядно.

«Да, ладно, чего ты там прячешься?», ухмыльнулся Евсей.

«Вылазь, а то мы там запаримся!».

Евсей разделся догола, сложил одежду на табурет, подошел к кровати и откинул рядно.

Настасья раскинулась на кровати, предлагая мужику свое крепко сбитое молодое тело. Приподнялась на локте. Полные груди заколыхались над белой простыней. Она обняла его свободной рукой, прильнула грудями и поцеловала в засос. Долго целовались. Наконец Евсей почувствовал на своем вставшем члене руку Настасьи.

«А мальчонка не войдет?», спросил Евсей, «Не люблю, когда мешают, особливо детишки».

«Да, нет. Он пока поест, потом, может, спать ляжет». Настасья отпустила член Евсея, опрокинулась на спину, обхватила его руками за плечи и потянула на себя.

«Ну, давай уже, давай, чего ждать!? Не томи!» жадно шептали бабьи губы.

Евсей привстал на коленях и локтях над бабой и стал прилаживаться, чтобы попасть членом туда, куда надо. Но тут Настасья сама схватила рукой за основание его вздыбившееся естество и сама впихнула в свою вульву. Евсей и прибаутку свою любимую сказануть не успел, как Настасья уже махала свом задом, прижимаясь лобком к нему изо всех сил. Она так соскучилась по мужской силе, что при каждом толчке внизу у нее всё хлюпало и чавкало.

Евсей удивился не на шутку такому напору: «Да, первый раз ощущаю, что не я, а меня е*ут!». И тут Настасья захрипела, застонала и по телу ее волнами пошли судороги. А Евсей почувствовал как мышцы влагалища начали хватать его член, сжимая, как в маленьких кулачках.

Настасья расслабилась и откинулась на кровать. Евсей же продолжал мощно работать своим поршнем.

«Послушай, Евсей, не кончай в меня, у меня муж — зверь. Вернется — убьет, если рожу от другого». Евсей остановился и даже вынул член из Настасьи от удивления.

«Ну, а куда мне кончить?». И тут Евсей вспомнил вокзальную шлюху, с которой он когда-то забавлялся.

«Ну, ладно, поцелуешь меня...», Евсей, ухватившись за спинку кровати, подтянулся к ее изголовью, Настасью же, нажав на ее плечи, сдвинул к своим ногам. Теперь его член торчал напротив лица женщины. И вдруг он почувствовал, как маленькая ладошка хлопнула его по заднице. Евсей обернулся — сзади, рядом с кроватью стоял Колька; «Дядька, дай еще сахалку!». Евсей ухмыльнулся: «Щас я твоей мамке дам сахарку, а потом тебе. Только если не будешь нам мешать. Пойди, поиграй во дворе — потом получишь сахарок». Колька убежал во двор.

«Ну, целуй!»

«Куда?», не поняла по деревенской простоте Настасья.

«Залупу возьми в рот и пососи!», сердито сказал Евсей.

Настасья покорно обхватила головку члена губами и начала её сосать. Евсей начал двигать бедрами, проникая все глубже и глубже в рот, а затем в горло своей новой полюбовницы. Настасья уже поперхнулась раз, два. Но тут Евсей захрипел: «Глотай!!!», и вогнал член на полную глубину...

С тех пор, у них с Анастасией так и повелось. И называли это они: «Дать сахарку».

Людмила

Людмила Васильевна Кожемякина была женщиной серьезной, с рабфаковским образованием и решительным отношением к жизни. Когда ей понравился молодой завхоз Семен, она, не церемонясь, женила его на себе. Когда этот же Семен на молодую фифу из финотдела, она такжезасмотрелся решительно порвала и разошлась с ним. Но молодой женский организм, привыкший к семейным постельным радостям, требовал своего. И тогда Людмила решила, что никаких мужчин в ее жизни больше не будет. Она ушла в работу, в общественную жизнь и загружала себя до седьмого пота, так, что возвращаясь поздно вечером домой, могла только упасть на кровать в комнате коммунальной квартиры, чтобы утром рано вскочить и снова впрягаться в эту жизнь.

Ее рвение не осталось незамеченным. Сначала ее выбрали комсоргом цеха, а потом рекомендовали в партию. И к началу войны она получила партбилет.

Война ничего не поменяла в ее жизни. Она лишь больше металась, загружала себя разными делами. И, когда всех мужчин уже забрали на фронт, и в городке была объявлена женская мобилизация, Людмила одной из первых пришла на сборный пункт.

Их собрали в истребительный отряд. Кого и что могли истребить эти девчонки, вооруженные охотничьими ружьями и мелкокалиберными винтовками из Осавиахима было непонятно. Но им под вечер дали задание выдвигаться на рубеж обороны. И выстроившись в колонну по четыре, 187 девчонок пошли выполнять свой долг перед Советской Родиной.

Однако, одеты они были в форму бойцов Красной Армии, а Людмила получив непонятно от кого звание комиссара отряда, даже успела нашить на рукав красную звезду — знак комиссарского отличия.

Три звена пикирующих немецких бомбардировщиков «Юнкерс-87», летевших бомбить железнодорожный узел за их городком заметили колонну советских войск. И командир летчиков отдал приказ одному из звеньев накрыть колонну бомбами и добить оставшихся из пулеметов.

Девчонки шли строем, громко напевая песню про советских танкистов. И когда три бомбардировщика вывалили на колонну свой смертоносный груз, никто даже не успел ни упасть, ни присесть. 182 женских и девичьих тела были в момент искромсаны, разорваны на куски или изранены до смерти.

Две из тех, кто был в голове колонны и три в хвосте бросились бежать от этого кошмара неведомо куда — лишь бы подальше.

Самолеты зашли на второй круг, и ударили по бегущим из пулеметов.

Наверное, Людмилу защитил Ангел хранитель, или везучей она была, но осталась живой она из отряда одна, хоть и раненая легко в ногу.

* * *

Евсей проснулся рано — он любил летом рано вставать и слушать, как птицы только начинают перекликаться в роще. Анютка спала на соседнем топчане, сладко посапывая. Евсей поглядел на нее, умильно усмехнулся ее выражению лица и решил прогуляться к ручью, а заодно и набрать воды. Взяв ведерко, он вышел из дома сельсовета, и стал спускаться за холм к ручью.

Вдруг он услышал треск в кустарнике за ручьем, и, оглянувшись в направлении звука, увидел за кустами силуэт человека в форме красноармейца, целившегося в него из винтовки.

Звериный рефлекс бросил его на землю, а за тем он перекатился два раза, уходя с линии огня. Но тут он услышал пустой щелчок, и понял, что у нападавшего нет в винтовке патронов.

Люба увидела немца за кустами, и, тут же сорвала с плеча винтовку (у нее единственной была настоящая армейская винтовка) и выстрелила в немца. Но ужас бомбежки, усталость блуждания всю ночь по лесу и рана в ноге вышибли из ее памяти то, что она расстреляла все патроны, стреляя по бомбардировщикам в попытке отомстить за погибший отряд.

Затвор сухо клацнул, а немец вдруг куда-то исчез. И тут сбоку от нее раздался злой голос: «А ну, выходи падла и бросай винтовку, а то пристрелю!!!».

Евсей зашел с фланга, убедившись предварительно, что придурок — один. И направив на него пистолет, приказал выйти и сдаться. Красноармеец хромая вышел из-за кустов, опираясь на беспатронную винтовку. И тут Евсей увидел на рукаве звезду.

«А, сука, так ты еще и комиссар!!!», заорал Евсей, готовясь пристрелить одного из тех, кто сгноил его родителей в Сибири.

И тут с комиссара упала пилотка, и красивые каштановые волосы рассыпались по плечам.

«Во, бля, баба», удивленно пробормотал Евсей.

«Ну, чё, давно комиссаришь?», ехидно спросил он ее.

«Второй день», устало ответила женщина.

«Ну, и какие успехи?».

«Да, никаких, разбомбили немцы наш отряд. Одна я, да и то подраненная. Давай, уж, дострели, да и дело с концом».

«А раньше где служила?»

«На заводе работала — в городке».

«Ладно, разберемся. Пошли! Давай-ка свою пукалку сюда!»

«Да, чего тебе, она все равно без патронов, а мне тяжело идти — в ногу подранили».

Евсей внимательно посмотрел на женщину. Былая злость уже прошла, женщина была симпатичная и ненависти к ней он уже не испытывал.

«Ладно, пойдем. Иди за мной». Набрав воды, он повел женщину ко двору Настасьи, который был ближе всего. Завел женщину в баню за огородом и сказал веско:

«Перевязать тебя надо первым делом, а то — подохнешь».

Он кинул несколько лучинок в печурку баньки и подпалил их немецкой зажигалкой. Убедившись, что огонек разгорелся, подбросил несколько полешков. На печке всегда стоял вмурованный котел, наполненный водой, так что горячей водой раненая будет обеспечена.

Евсей вышел из баньки и подошел к окну дома. Постучал в окошко. В окне показалось заспанное, но улыбающееся лицо Настасьи.

«Наська, дай-ка бутылку самогона, да покрепче!», тихо, но жестко проговорил Евсей.

«Да, ты заходи, я и налью, и на стол соберу», заулыбалась Настасья.

«Ты, чё, не слыхала, чё попросил? Давай бутылку, живо!»

Настасья обиженно надув губки подала бутылку.

«Ну, а когда зайдешь-то?»

«Вот в бане у тебя попарюсь и зайду! Только в баню не суйся, а то получишь у меня горячих!»

Настасья сердито захлопнула окно.

* * *

Евсей сидел на нижней полке в бане, а на верхней сидела комиссарша.

«Ну, так, перевязать тебя надо», заявил твердо женщине Евсей.

«А ты, что, доктор, что-ли?»

«Ну, доктор — не доктор, а раны и по хуже твоих перевязывал и даже штопал».

Людмиле стало всё равно — усталость и стресс после бомбежки брали своё.

«Черт с тобой — лечи!»

«Сапоги надо снять и штаны твои — военные!»

Евсей аккуратно снял сапоги, поставил их в предбанник. Потом также тихонько, стараясь не потревожить раненую ногу, стянул штаны. Под штанами оказались мужские кальсоны! А ранение было в мякоть выше колена.

«Черт, кальсоны надо снимать!»

«Надо — так снимай», устало сказала женщина.

Евсей также осторожно снял с женских ног кальсоны, и, наконец, рана открылась во всей своей неприглядности.

На летней жаре уже пошло нагноение, хотя пуля всего лишь процарапала кожу и чуть повредила мышцу.

«Ну, принимай обезбаливающее», сказал Евсей и налил в банный ковшик грамм 150 самогона.

Людмила покорно выпила поднесенное.

«Ты постарайся не орать, я надрежу, чтоб гной вышел, потом промою самогоном и перебинтую чистым полотенцем».

Чистых льняных полотенец у Настасьи в баньке всегда был запас.

Людмила стиснула зубы. Евсей достал из кармана френча опасную немецкую бритву, раскрыл ее, плеснул на лезвие самогона и быстро сделал небольшой надрез на ране. Людмила дернулась, застонала. Потек гной. Евсей промыл из ковшика рану самогоном и крепко забинтовал полотенцем.

«Слушай, ты ведь грязная, как черт. Тебе помыться надо».

Людмила не сопротивлялась, когда он стянул с нее красноармейскую гимнастерку, а потом исподнюю рубаху и оставил в костюме Евы. Евсей тоже разделся, так как в бане уже было натоплено, да и предстояла помывка (а может и не только).

Евсей допил оставшийся в ковшике самогон, налил в него горячей воды из котла, долил холодной из бочки в углу. Взял обмылок мыла в углу полки, макнул мочало в ковшик, намылил его и начал натирать спину, бока, грудь и все остальное тело комиссарши.

Людмила от пережитого и выпитого сомлела и не очень понимала, почему этот немецкий прихвостень, вместо того, чтобы пристрелить её — моет.

А Евсей уже без мочала — одной намыленной рукой скользил по ее телу. Когда он добрался до нижних губок, Людмила вдруг улыбнулась наглой пьяной улыбкой и спросила:

«Ну, что, е*ать будешь?»

«Обязательно!», с такой же улыбкой ответил Евсей.

Он облил несколько раз женщину из ковшика, стараясь не попадать на перевязанную ногу. Потом стал на колени на нижнюю полку и притянул ее к себе. Поцеловал один сосок, потом другой и, вдруг в засос поцеловал комиссаршу в губы.

Самогон, тепло бани и пережитое сделали своё. Людмила до судорог внизу живота захотела мужика. После долгого воздержания, после всего случившегося организм требовал разрядки. Она сама пододвинулась к нему, схватила его окаменевший член и сама засунула его в своё истекающее женским соком лоно. Соитие было бурным. Людмила стонала каждый раз, насаживаясь на член. Евсей молча врывался в ее заузившееся за годы воздержания отверстие. Наконец Людмилу начала бить дрожь. И она забормотала чисто по-бабьи: «Еще миленький! Еще родимый! Ой, мама-мамочка!», и кончила.

Евсей всякого с бабами повидал, но от такой женской открытости, извергнул семя почти сразу, с легким вздохом.

Людмилу пришлось окатить тройкой ковшиков холодной воды, чтобы он пришла в себя.

* * *

Людмила сидела на нижней банной полке и смотрела, как Евсей сжигает ее форму и документы в банной печурке.

«Будешь у Анютки жить, в сельсовете. Скажем, тетка ее приехала на лето, потому, как в городе голодно. Одежонкой попрошу Анютку с тобой поделиться. Черт, да она ж девка совсем, а ты ширше её будешь. Ну, может, у кого из баб выменяем что-нибудь из одежи. Сапоги и твои сойдут — всё село в военных кирзачах ходит. Пилотку твою у ручья не забыть забрать и спалить. Ничё, перекантуемся».

Людмила слушала этого мужика и не понимала, почему он берет такую участь в её жизни. Почему просто не отдаст немцам и не получит награду? Это было выше её понимания. Она привыкла: «Вот враг — вот свои. Свои не бросят в беде. Враг подл, жесток и всегда погубит. И вот этот вражина перевязал её, ублажил так, что тело до сих пор сладко ноет. И теперь спасает её жизнь. Почему?».

Евсей оделся сам, натянул на Людмилу её нательную рубаху, а потом, вдруг легко взяв руками под коленки и за плечи, сказал: «Ничё, тут близко, лишь бы лишний кто не заметил». После чего поднял Людмилу и понес в сельсовет.

Фроська

Людмила жила у Анютки уже вторую неделю. Нога зажила, и она могла безболестно ходить и даже прыгать.

Евсей притащил им мешок картошки, но складывать его было некуда. Поэтому Евсей пригнал трех своих «гвардейцев» и заставил их вырвать несколько половиц в большой комнате сельсовета и вырыть там погреб. Туда положили мешок картошки и еще полмешка свеклы. Евсей заставил своих женщин высадить в палисаднике сельсовета вместо цветов морковь, лук, укроп и петрушку.

Теперь поутру они наперегонки бежали в этот доморощенный огород — сорвать к завтраку хоть какой-то зелени.

Евсей радовался: Анютка не держит на него зла, Людмила поправилась, сменяла свои наручные часики на несколько кофт, юбок и платьев и нормально приоделась.

В общем, жизнь налаживалась. Он поставил третий топчан в большой комнате сельсовета, но ни разу не прилег на него один. Потому, что, то Анютка, то Людмила желали разделить его одиночество. Как они там решали, когда кто к нему идет, он не знал, да и не хотел. Ему было достаточно того, что каждый вечер он ласкал одну из этих женщин и отдавал ей своё семя.

Но Евсей не был бы самим собой, если не искал бы новых встреч и новых утех.

В очередной раз, обходя караулом село, он услышал сначала забористую брань, произносимую женским голосом, а, потом всхлипы и стоны.

* * *

Фроська росла девчушкой маленькой и щуплой. Но, когда подошел возраст входить в пору женской зрелости, бедра её раздались, сиськи выперли вперед, а вот росточек и конопушки на лице так и остались прежними. Поэтому удивительно было, что успела она выйти замуж и даже пожить неделю с мужем до того, как забрали его в армию.

В общем, девственности, при наличии мужа, она лишилась, но вот, как была девчонкой, так и осталась. К тому же не давалась ей никогда никакая мужская работа. Вот если надо было сшить чего или вышить, сплести, связать. Тут её талантам не было конца. Но если надо было нарубить дров или распилить бревно, то без травмы тут не обходилось.

Вот и сейчас попытавшись расколоть колоду, Фроська получила удар куском расколовшейся колоды в одну голень и огромнейшую занозу в другую.

Евсей зашел на звуки этих стенаний и увидел уморительную картину: Фроська сидела на колоде для рубки дров, и одной рукой гладила наливающийся синяк на одной голени и одновременно пыталась вытащить огромную занозу из другой, при этом скороговоркой материлась.

Евсей выдернул щепку из ноги Фроськи и сказал, как приказал: «Принеси самогону — промыть надо, а то загниет».

Фроська бросилась выполнять приказ.

Евсей, тем временем, снял кашкет, френч и нательную рубаху. Положил их на лавку. Ухватил оброненный Фроськой колун. И начал колотьё: удар топора в дровиняку, что лежит на земле, она, как сама подпрыгивает и летит на колоду для рубки. Удар, и дровиняка разлетается на ровные красивые полешки.

Фроська залюбовалась работой Евсея, забыв даже, что в руках у нее бутыль самогона, а в ноге саднящая рана от занозы.

Евсей наколол ей дров дня на два — на три. И решил на этом пока остановиться.

Подошел к Фроське и сказал: «Ну, пойдем лечиться!».

Зашли в дом.

«Найдешь лоскут чистой тряпицы?», спросил Евсей.

Фроська послушно принесла застиранный кусок рядна.

«Так давай — садись на кровать, чтоб мне сподручней было!», заявил Евсей.

Фроська провела его в спаленку и уселась на кровать, вытянув на ней ноги.

Евсей присел рядом. Потом поднялся, принес кружку и плеснул в нее грамм сто самогона.

«Давай внутрь — тоже надо!», ловко объяснил он.

«Я не пью!», запротестовала Фроська.

«Это лекарство!!!», возразил Евсей.

Фроська выпила, поперхнулась и маленькая струйка самогонки просочилась у нее изо рта. От выпитого у Фроськи закружилась голова, а через пару минут стало как-то весело. Она хихикала, когда Евсей протирал ей ранку тряпкой, намоченной в самогоне, хихикала когда Евсей гладил ее ноги, ляжки. Но когда Евсей полез в трусы, вдруг грустно сказала: «Я ж замужем, я Сашку своего люблю».

Евсей поглядел на нее внимательно и сказал: «Ну, вот ты меня приласкаешь, а может где и твоего Сашку приголубят. На войне знаешь, как женской ласки хочется. Вот и считай: Сашка там, а я здесь, и всем хорошо».

Опьяневшая Фроська только кивнула головой, соглашаясь с такой логикой: «Да, всем хорошо!»

Евсей раздел Фроську, разделся сам и прилег рядом с ней. Долго целовал ее губы, мял упругую грудь. Потом лизал и целовал соски, гладил бока, бедра. Нравилась ему эта простодушная бабенка, нравилось её маленькое налитое тело. Бабой, то и язык не поворачивался назвать — девчонка, да и только. Наконец опустился лицом к ее промежности, полюбоваться на заветное место. Большие половые губы у Фроськи не выделялись. Просто было два округлых валика, а между ними щелка. Над этим кустик каштановых волос с завитком в центре лобка. Он наклонил лицо к ее лобку. Фроська уже потекла, и он жадно вдохнул запах самки. Но не приторный, не вонючий — Фроська была чистоплотной женщиной, а кисловато-дурманящий. И, вдруг, Евсей сделал то, что он никогда не делал с женщинами. Он лизнул сочащуюся щель, желая почувствовать это на вкус. Провел языком по Фроськиной щелке, и даже задел бугорок клитора.

Фроську как током ударило. Она и так совершенно размякла под такими ласками, которых и близко не давал ей молодой неопытный муж. А тут совершенно обалдела. Она схватила руками голову Евсея, прижала к своему паху, и, как в бреду бормотала: «Еще, Саша, еще!».

«Во, кака любовь-то!», усмехнулся Евсей.

«Со мной лежит, а всё своего Сашку вспоминает!».

Для пущего эффекта он провел еще раза три-четыре языком по промежности и полез на Фроську. Вошел легко, так как там всё было залито женским соком.

Влагалище у нее было узкое, что доставляло Евсею сильные ощущения. Но мелкое, что не позволяло ему войти на полную глубину.

Он старался щадить ее, и не вонзал свой член полностью, но когда входил в раж, то бил ее в основание матки, от чего Фроська болезненно вскрикивала, тем не менее, продолжая подмахивать ему в такт, насаживаясь на его мужское достоинство.

Каждый день, удовлетворяясь со своими соседками по сельсовету, Евсей долго не кончал. И вот минут через десять Фроська застонала, задергалась на его члене и обмякла. Евсей продолжил работать в одиночку. Минут через пять Фроська начала вновь отвечать в такт. Еще через пять минут Фроська уже не застонала, а заорала и царапнула в порыве страсти Евсею спину своими коготками. Это добавило ему остроты ощущений, и он охнул и залил Фроськину вульву своим семенем.

После выпитого и двух оргазмов Фроська мгновенно заснула. Евсей прикрыл ее рядном, оделся и вышел на улицу.

Зинка

Зиндара попала в этот колхоз волею судьбы. Приехал в Туркмению молодой инженер-строитель прокладывать железную дорогу и каналы. И увез молодую туркменку с собой. Не то чтобы Зиндара так уж влюбилас

Евсей Ротенберг - биография, творчество, отзывы

В лето 1941 года немцы без единого выстрела вошли в село Малые Радуницы. Кому там было противостоять? Всего лишь восемь женщин, одна старуха и несколько маленьких детей. Красная Армия не собиралась защищать этот бывший хутор, который теперь являлся колхозом, специализирующимся на свиноводстве и называющимся "Путь к коммунизму".

Завоеватели быстро забрали пару молодых свиней для своих нужд, оставив только хряка по имени Борька и несколько свиноматок для разведения. А в селе осталась команда из военнопленных: трое пожилых мужчин и Евсей Смоляков. Мужчины были разгильдяями и пьяницами, каких еще не видывал свет, поэтому им поставили руководителя из семьи бывших крестьян, которых раскулачили и выслали в Сибирь. Германское командование назначило ему звание ефрейтора и подчинило ему троих солдат, чтобы они обеспечивали немецкую армию продовольствием и кормом. А для этого был выбран колхоз по свиноводству.

Евсей был хозяйственным, настойчивым и бережливым, что очень понравилось командованию. Они выдали ему парабеллум в блестящей кожаной кобуре, чтобы он выглядел командиром. Единственная проблема была в том, что Евсей очень любил женщин. Но это не имело отношения к его руководящим обязанностям. Ему было 32 года, он был высоким и широкоплечим с голубыми глазами и черными волосами с легкой волной на челе. Вполне мужественный мужчина!

Евсей прошел по селу, демонстрируя свою новую власть. Это очень ему нравилось. Он был одет в немецкую военную форму: кепку, фельдшерскую юбку, сапоги и пояс с пистолетом - символом власти! Он направлялся к зданию сельсовета, с которого уже было снято название колхоза и сорвано выцветший на солнце красный флаг.

Войдя в сельсовет, Евсей недовольно покачал головой, увидев неопознанный плакат с лозунгом "Да здравствует товарищ Сталин!". Подойдя к скамейке, он аккуратно снял плакат, свернул его и положил на стол. Мелкую надпись можно стереть, а материал может пригодиться для чего-то еще. И вдруг он услышал какой-то шум из соседней комнатки за стеной.

Открыв дверь, Евсей увидел молодую девушку, сидящую на скамеечке, закрытой каким-то одеялом. Рядом стояли небольшой столик и стул. На стене была маленькая полочка с фанерными дверцами.

"Что ты здесь делаешь?" - строго спросил Евсей.

Девушка испуганно подскочила от его формы и тихо ответила: "Я здесь живу".

"А почему так вдруг - здесь?" - удивленно спросил Евсей.

"Почему вы меня спрашиваете?" - внезапно резко ответила девушка.

"Потому что я теперь здесь новая власть!" - ответил Евсей, усаживаясь на стул.

"Фашист!" - вдруг закричала девушка.

"Нет, я не фашист", ответил Евсей. "А ты, наверное, коммунистка?!"

"Нет, пока только комсомолка!" - вскрикнула девушка.

"А может быть у тебя есть какие-то документы?" - хитро прищурившись, спросил Евсей.

"Есть!!!" - крикнула девушка и быстро вытащила из шкафчика картонную книжечку.

"Эх, ты идеологический противник нового порядка. Может быть, оставили тебя здесь для какой-то опасной деятельности?" - ухмыльнулся Евсей. Он схватил книжечку, бросил ее на стол и серьезно сказал: "Тебя нужно обыскать!"

И несмотря на сопротивление девушки, он связал ей руки прочной веревкой, которую всегда имел в кармане. Свернув ее запястья, он уложил девушку на скамейку и привязал их к верхней поперечной доске скамейки. Затем сел рядом с ней.

Теперь девка лежала перед ним на топчане и никуда рыпнуться уже не могла.

«Так, и что у нас тут? », строго спросил Евсей, расстегивая на девке ситцевую кофточку. Под кофтенкой ничего по летней жаре не оказалось. И Евсей с удовольствием облапил небольшую грудь, по-хозяйски провел рукой до пупка, погладил бока. Девка ему нравилась: не толстушка, но и не худышка, грудки небольшие, но полненькие.

«Что вы делаете, так нельзя! », уже хнычущим голосом пролепетала девка.

«Городская недотрога», подумал Евсей, а вслух сказал сердитым голосом:

«А может ты тут чего запрятала?! », и задрал девке подол юбки до пупа, завернув край подола за поясок юбки, чтобы она далее его действиям не мешала.

На ней были белые ситцевые трусики типа трико. Евсей, не рассусоливая далее, сдернул трусы до колен. Девка забилась, но руки были прикручены к топчану крепко, и она смогла только положить ногу на ногу, пытаясь закрыть промежность ногой.

«Так и знал, что ты там что-то прячешь! », с ехидной улыбкой сказал Евсей.

Затем встал с топчана и сдернул с нее трусы полностью. Девка покраснела лицом и отвернула его в сторону. Евсей тем временем разделся, повесил аккуратно френч и галифе на стул, затем снял нательную рубаху и кальсоны. Для полного порядка подошел к двери и накинул крюк на скобу, чтобы никто не помешал его делу. Затем подошел к девке, отвел одну ее ногу в сторону и уселся на топчан между ее ног, так, что одна ее нога была у него за спиной, а вторую согнутую в колене он держал рукой за ляжку.

Девка наконец поняла, что от нее хотят. Губы ее задергались, и она жалобным шепотом попросила:

"Нет, не нужно, я еще слишком молода", - проговорила она. Евсей взглянул ей в глаза, погладил ее бедро и ответил: "Ну и что? Время приходит, когда становишься женщиной". Девушка вдруг заплакала, слезы текли беззвучно. "А если меня никто не захочет потом выйти замуж?" - спросила она. "Тю, глупость!" - усмехнулся Евсей. "После войны здесь не будет ни одной девушки: либо их насильно берут немцы, либо красные придут обратно!" Он раздвинул ее ноги шире и начал ласкать интимные места. Девушка поняла, что это неизбежно, и перестала сопротивляться. Просто лежала с закрытыми глазами. Евсей заметил под юбкой край подола, который был завернут спереди. "О боже, я испачкаю его кровью! А может быть у девушки только одна юбка!", подумал Евсей. "Или постель... все будет в беспорядке". Он отпустил ее ноги, встал с постели и достал большой носовой платок из кармана. Девушка удивленно открыла глаза и смотрела на то, что он собирался делать. "Надо подложить, чтобы не испачкаться кровью", - объяснил Евсей и тут же девушка увидела его мужское достоинство, готовое к использованию. "Боже, какой оно у тебя большой!" - прошептала девушка испуганно. Действительно, член Евсея был сильным и прекрасным: 18 сантиметров в длину и около шести в обхвате головки. "Оно не поместится в меня, ты разорвешь меня", - испугалась девушка. "Еще не было случая, чтобы от полового члена разрывались женские органы", - хохотнул Евсей. "Это не то же самое что рожать!" Евсей приблизился к девушке, взял ее за ноги и положил ее колени на свои плечи. Подняв ее таз выше кровати, он положил под него сложенный платок. Затем он стал на колени на кровати между ног девушки и, смочив головку члена своей слюной, начал медленно вводить его между половых губ во влагалище. Девушка уставилась на него с вытаращенными глазами, пока еще не ощущая ничего страшного. Но тут Евсей почувствовал, что столкнулся с преградой девственности.

«Ну, чё, взлохматим пи*денку! », выпалил он свою любимую присказку. И резко двинул тазом, вгоняя член на максимальную глубину. После этого он упал на локти и навис над девкой.

У девки вырвался писк раненого зайца. Но Евсей уже смело и напористо шуровал в девичьем влагалище разметав на лоскуты девственную плеву. Девка при каждом его резком толчке вскрикивала. У Евсея уже пять дней не было женщины, и он довольно быстро почувствовал пульсацию в головке члена и, вот, наконец, тело взорвалось вспышкой оргазма. Евсей сделал еще несколько резких толчков, вгоняя девке свое семя, после, отдыхая, навалился на девку всем телом.

«Тебя как зовут, то? »

«Анюта».

«Ну, вот и познакомились, а меня — Евсей».

Встал с девки, достал у нее из-под попки платок и протер разверстый зев влагалища от стекающей спермы. Платок был обильно заляпан кровью, но из влагалища кровь уже не сочилась. Евсей промокнул другим краем платка головку члена, потом усмехнулся и кинул платок на стул: «Тебе на память, все-таки твоя девичья кровь».

Подошел к девке, оправил ей подол юбки, кофту застегивать не стал — только накинул полы, прикрыв груди. Потом отвязал от топчана и развязал ей руки. Девка устало присела на топчане и смотрела на него с немым вопросом: «Что дальше с ней будет? ».

Евсей оделся и сел на стул, взяв в руки комсомольский билет. Открыл его и прочел:

«Антонина Егоровна Закваскина, член Всероссийского коммунистического союза молодежи. Да, девочка, с таким билетиком я тебя просто расстрелять должон! ».

Анюта вздрогнула и опустила глаза. Евсей достал из кармана френча немецкую бензиновую зажигалку чиркнул кресалом и поднес горящий фитилек снизу к картонным корочкам. Билет вспыхнул и через минуту рассыпался пеплом на столе.

«Запомни, глупышка, никогда не было такого человека в этом союзе. Надеюсь, тебя не выдадут. А насчет этой бумажки я никому не скажу».

Анюта почувствовала дискомфорт - внизу живота было больно и неприятно между половыми губками. Она спешно застегнула свою кофточку.

«Так вы будете делать со мной каждый день?»

«Да, не беспокойся, это только первый раз больно, а потом может быть даже приятно. Не бойся, я зверь какой-то. Через неделю у тебя все заживет там. И тогда можно будет попробовать еще раз». Он, конечно же, рассчитывал сделать это намного раньше, но не стоило пугать девушку.

Анюта потерла опухшие от веревки кисти рук,

«И всегда будете меня связывать?». Евсей засмеялся: «Ты такая глупенькая. Я связал тебя только для того чтобы ты не сопротивлялась, а то я мог сделать больнее и порвать одежду. А так ты цела, одежда - цела. Ну, теперь ты моя жена, а с кем не бывает такого. В общем, пока я знакомлюсь с селом, я останусь у тебя». Евсей говорил, как о чем-то само собой разумеющемся: «Места немного, но ничего страшного. Я поставлю вторую кровать и вынесу стол в большую комнату - он здесь не нужен. Тебе будет спокойнее - ты живешь одна и больше никто не пристанет».

Евсей сел и задумался о своих следующих шагах. А Анюта сидела и смотрела на первого мужчину в своей жизни и вдруг почувствовала спокойствие. Он ее изнасиловал, конечно, но не бил, не оскорблял и обещал защитить. Он был не таким, каким она представляла его в своих девичьих мечтах. Она родилась в городе и получила образование бухгалтера, но была вынуждена отправиться в уединенное село по комсомольской путевке и работать там бухгалтером. В своих мечтах она видела себя в городе, в своей квартире, со знакомым и образованным мужчиной. Но это были всего лишь мечты.

Наконец Евсей встал со стула и сказал ей: «Я так понимаю, ты в этих вопросах совсем неопытная, если не хочешь забеременеть — иди-ка, подмойся внизу хорошенько. Может, и не залетишь с первого раза». Анюта подхватилась, и пошла выполнять сказанное.

Евсей вышел из бывшего сельсовета и пошел по селу, внимательно рассматривая дома и их обитателей, которые работали в своих садах и огородах.

Настасья

Настасья была разбитной веселой бабенкой. Рано вышедши замуж, она с головой окунулась в семейную жизнь. Ей нравилось иметь свой дом, прибирать его, копошиться на огороде и в маленьком садике. Ей нравилось чувствовать себя замужней женщиной — хозяйкой. Нравилось стирать мужу белье, готовить ему еду. Но больше всего ей нравилось то, что происходило между ней и мужем, когда наступал вечер, и они укладывались на семейную кровать. После того, как муж Семен сделал ее бабой, она не давала ему в этом деле продыху. Каждый вечер она возбуждала мужа, лаская его тело. Бесстыже прижималась к нему голяком. Потом затаскивала его на себя, и занималась любовью до изнеможения. Когда муж слишком уставал на работе, она раздразнивала его мужское достоинство рукой, садилась на него сверху и скакала на нем, пока огненная волна не опаляла ее тело. В общем, она была энтузиасткой, можно сказать, стахановкой плотской любви. Муж, видя эту ее слабость, не раз грозил полупудовым кулаком: «Узнаю, что загуляла — убью! ». Настасья не боялась угроз мужа, но деревенские мужики, зная его силу и суровый нрав, с ней не связывались.

И вот, мужа призвали в армию, и Настасья, уже больше месяца, страдала от отсутствия мужской ласки. Она дошла до того, что начала удовлетворять себя сама: приходила к оргазму пальцами, стимулируя свою клитор и вагину. Ей было неловко заниматься этим рядом со спящим двухлетним сыном Колькой. Но последние несколько дней она придумала новый способ: брала толстую морковку, очищала ее и разогревала кипятком, затем использовала ее для достижения оргазма. Но все это было не то! Ей нужен был мужчина, который будет ласкать ее, возбуждать ее тело, играть с напряженными сосками и проникать внутрь.

Сейчас она убиралась на заднем дворе своего дома. Рядом на скамейке сидел Колька и играл с деревянной игрушечной лошадкой.

Мимо ее дома по улице проходил Евсей. У него не было особых дел. Он только что поручил своим подчиненным очистить свинарник и покормить свиней. Зная, что они любят выпивку, он обещал принести им бутылку самогонки к обеду, если они все сделают как надо.

«Здравствуйте, новая власть!» - пошутила Настасья.

Евсей улыбнулся и приложил два пальца к передней части своей шапки в стиле немецкого кашкета в знак приветствия хозяйке. «И вам не болеть!».

«А не зашли бы вы в гости, господин сержант!» - женщины в селе уже выучили его немецкое звание и приветствовали его соответствующим образом.

«У меня уже и обед поспевает».

«Да, здесь промашки не будет», подумал Евсей, «Иш, глаза какие блядские! »

«Спасибо за приглашение, почему и не зайти к хорошему человеку».

Евсей открыл калитку в палисаде и вошел во двор. Подошел к Настасье поглядел ей прямо в глаза. Настасья заулыбалась. Почувствовала, что вот, наконец, получит она свой кусочек женского счастья. Евсей подошел к Кольке, погладил его по белобрысой головенке. Потом достал из кармана кусочек сахару, завернутый в бумажку. Вынул из бумажки и дал мальцу: «Держи сахар — вместо конфеты будет».

Пацаненок положил сахар в рот и смешно зачмокал.

«Проходите в дом, я сейчас на стол накрою», сказала Настасья, пропуская гостя вперед.

Евсей вытер подошвы сапог о половик и зашел в сени. Повесил кашкет на гвоздь, подумал: «Жарко! », снял френч и тоже повесил на гвоздь, после чего прошел в горницу. Сел на лавку, стянул сапоги, свернул портянки, вложил их в сапоги и поставил сапоги в угол горницы рядом с дверью. Настасья хлопотливо бросилась во двор, принесла кувшин воды и тазик. Слила на руки, подала полотенце. И всё мигом, всё молнией. Евсей сел за стол, закатал рукава нательной рубахи. Настасья мигом шастнула в подпол, вытащила бутылку самогонки, поставила запотевшую бутыль на стол. Вытащила из фанерного шкафчика две граненые рюмки синего стекла. Поставила на стол миску с малосольными огурцами. Вытащила из печи огромную сковородку с яичницей и жареной картошкой и грохнула ее на стол. Быстро взяла маленькую миску отложила туда всего, «Сыну вынесу — пусть во дворе поест, а то просыпает на пол — убирай потом». Пока она ходила, Евсей вытащил бумажную затычку из бутылки и разлил самогон по рюмкам. Настасья вернулась села на лавку рядом в пол-оборота к Евсею взяла рюмку и как бы невзначай прижалась грудью к его плечу.

«Ну, пусть начнется знакомство!», произнес Евсей с улыбкой. Они вместе налили и начали закусывать. Евсей налил себе еще один стакан, а потом еще один. Они закончили обедать. Их лица покраснели от алкоголя. Настасья уже приставала к Евсею открыто.

«После обеда хорошо бы отдохнуть!», предложил Евсей.

«Сюда, в спальню, пожалуйста», пригласила Настасья, откидывая завеску, которая скрывала вход в спальню. В комнате была гордость Настасьи - большая двуспальная кровать с никелированными подлокотниками, она унаследовала ее от бабушки и фактически она была ее приданым. Кровать была застелена таким же материалом, как и на двери. Настасья быстро разделась и забралась под простыню.

«Да ладно, зачем ты там прячешься?», ухмыльнулся Евсей.

«Выходи оттуда, а то мы слишком зажмемся!».

Евсей разделся полностью, сложил свою одежду на табурет и подошел к кровати, откинув простыню.

Настасья растянулась на кровати, предлагая свое молодое соблазнительное тело. Она приподнялась на локте. Ее груди полыхали над белой простыней. Она обняла его рукой, прижалась грудью и поцеловала его страстно. Они целовались долго. Наконец, Евсей почувствовал, как рука Настасьи коснулась его уже возбужденного члена.

«А что насчет мальчика?», спросил Евсей, «Я не люблю, когда дети мешают».

«Нет, он еще ест, может быть потом уложится спать». Настасья отпустила член Евсея и легла на спину, обхватив его плечами и притягивая его к себе.

«Давай уже начинай! Не мучай меня!» страстно шептала она.

Евсей встал на колени и локти над ней и начал проникать, чтобы достичь желаемого места. Но тут Настасья сама взяла его возбужденный член и сама ввела его в свою влагалище. Евсей не успел сказать свои обычные слова любви, как Настасья уже начала двигаться своим задом, сильно прижимаясь к нему. Она так скучала по мужской силе, что при каждом движении у нее все шлепало и плескалось.

Евсей удивился не на шутку такому напору: «Да, первый раз ощущаю, что не я, а меня е*ут! ». И тут Настасья захрипела, застонала и по телу ее волнами пошли судороги. А Евсей почувствовал как мышцы влагалища начали хватать его член, сжимая, как в маленьких кулачках.

Настасья расслабилась и откинулась на кровать. Евсей же продолжал мощно работать своим поршнем.

«Послушай, Евсей, не кончай в меня, у меня муж — зверь. Вернется — убьет, если рожу от другого». Евсей остановился и даже вынул член из Настасьи от удивления.

«Ну, а куда мне кончить? ». И тут Евсей вспомнил вокзальную шлюху, с которой он когда-то забавлялся.

«Ну, ладно, поцелуешь меня... », Евсей, ухватившись за спинку кровати, подтянулся к ее изголовью, Настасью же, нажав на ее плечи, сдвинул к своим ногам. Теперь его член торчал напротив лица женщины. И вдруг он почувствовал, как маленькая ладошка хлопнула его по заднице. Евсей обернулся — сзади, рядом с кроватью стоял Колька; «Дядька, дай еще сахалку! ». Евсей ухмыльнулся: «Щас я твоей мамке дам сахарку, а потом тебе. Только если не будешь нам мешать. Пойди, поиграй во дворе — потом получишь сахарок». Колька убежал во двор.

«Ну, целуй! »

«Куда? », не поняла по деревенской простоте Настасья.

«Залупу возьми в рот и пососи! », сердито сказал Евсей.

Настасья покорно обхватила головку члена губами и начала её сосать. Евсей начал двигать бедрами, проникая все глубже и глубже в рот, а затем в горло своей новой полюбовницы. Настасья уже поперхнулась раз, два. Но тут Евсей захрипел: «Глотай!!! », и вогнал член на полную глубину...

С тех пор, у них с Анастасией так и складывалось. И называли они это: «Делиться сладостями».

Людмила

Людмила Васильевна Кожемякина была женщиной серьезной, с образованием рабфака и решительным характером. Когда она полюбила молодого завхоза Семена, она без промедления вышла за него замуж. Но когда этот же Семен привлек ее внимание к молоденькой девушке из отдела финансов, Людмила решительно разорвала связь с ним. Но молодое женское тело, привыкшее к сексуальным утехам в браке, требовало своего. И тогда Людмила решила больше не иметь дела с мужчинами в своей жизни. Она погрузилась в работу и общественную жизнь, загружая себя до предела, чтобы по вечерам она падала на кровать в комнате своей коммунальной квартиры и рано утром вскакивала, чтобы снова броситься в эту бурную жизнь.

Ее старания не остались незамеченными. Сначала она была выбрана комсоргом цеха, а затем рекомендована для вступления в партию. К началу войны она получила партбилет.

Война не изменила ничего в ее жизни. Она только еще больше занялась, загружая себя различными делами. И когда все мужчины были призваны на фронт, и объявили женскую мобилизацию в городке, Людмила была одной из первых, кто явился на сборный пункт.

Их собрали в отряд истребительных женщин. Что эти девушки могли истребить с помощью своих охотничьих ружей и мелкокалиберных винтовок из Осавиахима - никому не было ясно. Но им было поручено отправиться к оборонительной линии под конец дня. И выстроившись по четверым колоннам, 187 девушек отправились исполнять свой долг перед Родиной.

Однако, одеты они были в форму бойцов Красной Армии, а Людмила получив непонятно от кого звание комиссара отряда, даже успела нашить на рукав красную звезду — знак комиссарского отличия.

Три звена пикирующих немецких бомбардировщиков «Юнкерс-87», летевших бомбить железнодорожный узел за их городком заметили колонну советских войск. И командир летчиков отдал приказ одному из звеньев накрыть колонну бомбами и добить оставшихся из пулеметов.

Девчонки шли строем, громко напевая песню про советских танкистов. И когда три бомбардировщика вывалили на колонну свой смертоносный груз, никто даже не успел ни упасть, ни присесть. 182 женских и девичьих тела были в момент искромсаны, разорваны на куски или изранены до смерти.

Две из тех, кто был в голове колонны и три в хвосте бросились бежать от этого кошмара неведомо куда — лишь бы подальше.

Самолеты зашли на второй круг, и ударили по бегущим из пулеметов.

Наверное, Людмилу защитил Ангел хранитель, или везучей она была, но осталась живой она из отряда одна, хоть и раненая легко в ногу.

* * *

Евсей проснулся рано — он любил летом рано вставать и слушать, как птицы только начинают перекликаться в роще. Анютка спала на соседнем топчане, сладко посапывая. Евсей поглядел на нее, умильно усмехнулся ее выражению лица и решил прогуляться к ручью, а заодно и набрать воды. Взяв ведерко, он вышел из дома сельсовета, и стал спускаться за холм к ручью.

Вдруг он услышал треск в кустарнике за ручьем, и, оглянувшись в направлении звука, увидел за кустами силуэт человека в форме красноармейца, целившегося в него из винтовки.

Неожиданная реакция инстинкта заставила его упасть на землю, а затем он перекатился дважды, чтобы уйти от огня. Однако в тот момент он услышал глухой щелчок и понял, что у нападавшего нет патронов в винтовке.

Люба заметила немца за кустами и сразу сняла с плеча винтовку (у нее была единственная настоящая армейская винтовка) и выстрелила в него. Но из-за страшного бомбардирования, усталости после ночных скитаний по лесу и раны на ноге она забыла, что все патроны были расстреляны при стрельбе по бомбардировщикам в желании отомстить за погибший отряд.

Затвор сделал характерный щелчок, а немец внезапно исчез. И тут с боку раздался грубый голос: "Так, выходи отсюда и бросай свою винтовку, или я пристрелю!!!".

Евсей подошел со стороны, убедившись заранее, что враг - один. И, направив на него пистолет, приказал выйти и сдаться. Красноармеец, хромая, вышел из-за кустов, опираясь на пустую винтовку. И тогда Евсей увидел звезду на рукаве.

"Ах ты сука, так ты еще и комиссар!!!", закричал Евсей, готовый застрелить одного из тех, кто причинил страдания его родителям в Сибири.

И тут с комиссара упала фуражка, и прекрасные каштановые волосы разлетелись по плечам.

"Ого, черт возьми, женщина", неожиданно пробормотал Евсей.

"Ну что же, давай начнем. Пойдем! Дай-ка свою стрелялку сюда!", проворчала она устало.

"А для чего она тебе? Она все равно без патронов, а мне трудно идти - ногу подстрелили".

Евсей внимательно посмотрел на женщину. Былая злость уже прошла, женщина была симпатичная и ненависти к ней он уже не испытывал.

«Ладно, пойдем. Иди за мной». Набрав воды, он повел женщину ко двору Настасьи, который был ближе всего. Завел женщину в баню за огородом и сказал веско:

«Перевязать тебя надо первым делом, а то — подохнешь».

Он кинул несколько лучинок в печурку баньки и подпалил их немецкой зажигалкой. Убедившись, что огонек разгорелся, подбросил несколько полешков. На печке всегда стоял вмурованный котел, наполненный водой, так что горячей водой раненая будет обеспечена.

Евсей вышел из баньки и подошел к окну дома. Постучал в окошко. В окне показалось заспанное, но улыбающееся лицо Настасьи.

«Наська, дай-ка бутылку самогона, да покрепче! », тихо, но жестко проговорил Евсей.

«Да, ты заходи, я и налью, и на стол соберу», заулыбалась Настасья.

«Ты, чё, не слыхала, чё попросил? Давай бутылку, живо! »

Настасья обиженно надув губки подала бутылку.

«Ну, а когда зайдешь-то? »

«Вот в бане у тебя попарюсь и зайду! Только в баню не суйся, а то получишь у меня горячих! »

Настасья сердито захлопнула окно.

* * *

Евсей сидел на нижней полке в бане, а на верхней сидела комиссарша.

«Ну, так, перевязать тебя надо», заявил твердо женщине Евсей.

«А ты, что, доктор, что-ли? »

«Ну, доктор — не доктор, а раны и по хуже твоих перевязывал и даже штопал».

Людмиле стало всё равно — усталость и стресс после бомбежки брали своё.

«Черт с тобой — лечи! »

«Сапоги надо снять и штаны твои — военные! »

Евгений осторожно снял ботинки и аккуратно положил их в прихожую. Затем тихонько, стараясь не беспокоить больную ногу, снял штаны. Под штанами обнаружились мужские трусы! А рана находилась выше колена.

"Черт, нужно снять и трусы!" - воскликнул он.

"Если нужно, то снимай," устало ответила женщина.

Евгений также осторожно снял женские трусы с ног женщины, и, наконец, рана раскрылась во всей своей уродливости.

На летней жаре уже началось гнойное воспаление, хотя пуля всего лишь царапнула кожу и слегка повредила мышцу.

"Ну, прими обезболивающее," сказал Евгений и налил в банный ковшик 150 грамм самогона.

Людмила послушно выпила предложенное.

"Ты постарайся не кричать, я разрежу рану, чтобы гной вышел, затем промою самогоном и перебинтую чистым полотенцем."

У Настасьи в бане всегда был запас чистых льняных полотенец.

Людмила стиснула зубы. Евгений достал из кармана опасную немецкую бритву, открыл ее, плеснул самогон на лезвие и быстро сделал небольшой разрез на ране. Людмила дернулась, застонала. Из раны потек гной. Евгений промыл рану самогоном из ковшика и плотно перевязал полотенцем.

"Послушай, ты же очень грязная. Тебе нужно помыться," сказал он.

Людмила не возражала, когда он снял у нее комсомольскую футболку, а затем и нижнюю рубашку, оставив в костюме Евы. Евгений также разделся, так как в бане уже было накоплено тепло, да и предстояло мыться (и может быть даже не только мыться).

Евгений выпил остатки самогона из ковшика, налил туда горячей воды из котла и добавил холодной из бочки в углу. Взял обмылок мыла с полки, смочил его в ковшике, намылил и начал мыть спину, бока, грудь и все остальное тело женщины.

Людмила от пережитого и выпитого сомлела и не очень понимала, почему этот немецкий прихвостень, вместо того, чтобы пристрелить её — моет.

А Евсей уже без мочала — одной намыленной рукой скользил по ее телу. Когда он добрался до нижних губок, Людмила вдруг улыбнулась наглой пьяной улыбкой и спросила:

«Ну, что, е*ать будешь? »

«Обязательно! », с такой же улыбкой ответил Евсей.

Он облил несколько раз женщину из ковшика, стараясь не попадать на перевязанную ногу. Потом стал на колени на нижнюю полку и притянул ее к себе. Поцеловал один сосок, потом другой и, вдруг в засос поцеловал комиссаршу в губы.

Самогон, тепло бани и пережитое сделали своё. Людмила до судорог внизу живота захотела мужика. После долгого воздержания, после всего случившегося организм требовал разрядки. Она сама пододвинулась к нему, схватила его окаменевший член и сама засунула его в своё истекающее женским соком лоно. Соитие было бурным. Людмила стонала каждый раз, насаживаясь на член. Евсей молча врывался в ее заузившееся за годы воздержания отверстие. Наконец Людмилу начала бить дрожь. И она забормотала чисто по-бабьи: «Еще миленький! Еще родимый! Ой, мама-мамочка! », и кончила.

Евсей всякого с бабами повидал, но от такой женской открытости, извергнул семя почти сразу, с легким вздохом.

Людмилу пришлось окатить тройкой ковшиков холодной воды, чтобы он пришла в себя.

* * *

Людмила сидела на нижней банной полке и смотрела, как Евсей сжигает ее форму и документы в банной печурке.

«Будешь у Анютки жить, в сельсовете. Скажем, тетка ее приехала на лето, потому, как в городе голодно. Одежонкой попрошу Анютку с тобой поделиться. Черт, да она ж девка совсем, а ты ширше её будешь. Ну, может, у кого из баб выменяем что-нибудь из одежи. Сапоги и твои сойдут — всё село в военных кирзачах ходит. Пилотку твою у ручья не забыть забрать и спалить. Ничё, перекантуемся».

Людмила внимательно слушала этого мужчину и не понимала, по какой причине он так сильно интересуется её жизнью. Почему бы просто не сдаться немцам и не получить вознаграждение? Это выходило за пределы её понимания. Она всегда думала: «Вот враг — вот свои. Свои не бросят в беде. Враг коварен, жесток и всегда будет разрушать. И теперь этот недруг спасает её жизнь. Зачем? ».

Евсей сам оделся, помог Людмиле надеть её рубашку и затем, легко подхватив её под коленки и за плечи, сказал: «Ничего страшного, это недалеко, лишь бы кто-нибудь не заметил». После чего он поднял Людмилу на руки и понес в сельсовет.

Фроська

Людмила уже две недели жила у Анютки. Её нога зажила, и она могла ходить без боли и даже делать прыжки.

Евсей привез им мешок с картофелем, но им не было куда его положить. Поэтому Евсей вызвал трех своих «охранников» и заставил их выбить несколько полок в большой комнате сельсовета и сделать там погреб. Туда они положили мешок с картофелем и половину мешка со свеклой. Евсей попросил своих женщин посадить на клумбе перед сельсоветом морковь, лук, укроп и петрушку вместо цветов.

Теперь каждое утро они бежали туда, чтобы успеть сорвать хотя бы немного зелени к завтраку.

Евсей был рад: Анютка не держала на него зла, Людмила поправилась и стала менять свои часы на несколько кофт, юбок и платьев, а также одеваться лучше.

В общем, жизнь налаживалась. Он поставил третью кровать в большой комнате сельсовета, но ни разу не спал на ней один. Ибо то Анютка, то Людмила хотели разделить его одиночество. Как они это решали, когда приходил одна из них, он не знал и даже не интересовался. Ему было достаточно того, что каждый вечер он ласкал одну из этих женщин и передавал ей своё семя.

Но Евсей не был бы самим собой, если не искал бы новых встреч и новых утех.

В очередной раз, обходя караулом село, он услышал сначала забористую брань, произносимую женским голосом, а, потом всхлипы и стоны.

* * *

Фроська росла девчушкой маленькой и щуплой. Но, когда подошел возраст входить в пору женской зрелости, бедра её раздались, сиськи выперли вперед, а вот росточек и конопушки на лице так и остались прежними. Поэтому удивительно было, что успела она выйти замуж и даже пожить неделю с мужем до того, как забрали его в армию.

В общем, девственности, при наличии мужа, она лишилась, но вот, как была девчонкой, так и осталась. К тому же не давалась ей никогда никакая мужская работа. Вот если надо было сшить чего или вышить, сплести, связать. Тут её талантам не было конца. Но если надо было нарубить дров или распилить бревно, то без травмы тут не обходилось.

Вот и сейчас попытавшись расколоть колоду, Фроська получила удар куском расколовшейся колоды в одну голень и огромнейшую занозу в другую.

Евсей зашел на звуки этих стенаний и увидел уморительную картину: Фроська сидела на колоде для рубки дров, и одной рукой гладила наливающийся синяк на одной голени и одновременно пыталась вытащить огромную занозу из другой, при этом скороговоркой материлась.

Евсей выдернул щепку из ноги Фроськи и сказал, как приказал: «Принеси самогону — промыть надо, а то загниет».

Фроська бросилась выполнять приказ.

Евсей, тем временем, снял кашкет, френч и нательную рубаху. Положил их на лавку. Ухватил оброненный Фроськой колун. И начал колотьё: удар топора в дровиняку, что лежит на земле, она, как сама подпрыгивает и летит на колоду для рубки. Удар, и дровиняка разлетается на ровные красивые полешки.

Фроська восхитилась трудом Евсея, полностью забыв о бутылке самогону в руках и о ране на ноге от занозы. Евсей собрал достаточно дров на два, а может быть, и на три дня, и решил остановиться на этом. Он подошел к Фроське и предложил ей пойти лечиться. Они вошли в дом.

"Можешь найти тряпку?" - спросил Евсей.

Фроська послушно принесла заплесневелый лоскут тряпки.

"Садись на кровать, чтобы мне было удобнее", сказал он.

Фроська провела его в спальню и села на кровать, вытянув перед собой ноги. Евсей присел рядом. Затем он поднялся, принес кружку и налил в нее сто грамм самогона.

"Давай выпьем - это лекарство!" - объяснил он хитро.

"Я не пью!" - возразила Фроська.

"Но это поможет тебе выздороветь!" - возразил Евсей.

Фроська выпила самогонку, поперхнулась и из ее рта вырвалась небольшая струйка самогона. От выпитого у нее закружилась голова, и через несколько минут ей стало весело. Она смеялась, когда Евсей протирал ее рану тряпкой, смоченной в самогоне, и смеялась, когда он гладил ее ноги и бедра. Но когда Евсей попытался залезть в ее трусы, она внезапно сказала грустно: "Я замужем, я люблю Сашку".

Евсей внимательно посмотрел на нее и сказал: "Да ладно, а может быть, Сашка найдет кому-то другому приятность. Война такая - желание женской ласки возникает. Представь: Сашка там, а я здесь, и всем хорошо".

Опьяневшая Фроська лишь кивнула головой, соглашаясь с такой логикой: "Да, всем хорошо!"

Евсей раздел Фросью и разделся сам. Он лег рядом с ней и долго целовал ее губы, массировал упругую грудь. Затем он лизал и целовал ее соски, гладил ее бока и бедра. Ему нравилась эта простодушная женщина, нравилось ее маленькое тело. Он не мог назвать ее женщиной - она больше походила на девчонку. Наконец, он опустился лицом к ее промежности, чтобы полюбоваться этим заветным местом. У Фроськи не было выделяющихся половых губ - у нее были два округлых валика и щель между ними. Над этим кустиком каштановых волос был завиток в центре лобка. Он приблизил лицо к ее лобку. Фроська уже была возбуждена, и он жадно вдохнул запах ее женственности. Это был не приторный запах, а слегка кисловатый и возбуждающий запах. И тут Евсей сделал то, чего никогда не делал с другими женщинами - он лизнул ее щель, чтобы почувствовать это на своем языке. Он провел языком по щели Фроськи и даже задел клитор своим языком.

Фроську как током ударило. Она и так совершенно размякла под такими ласками, которых и близко не давал ей молодой неопытный муж. А тут совершенно обалдела. Она схватила руками голову Евсея, прижала к своему паху, и, как в бреду бормотала: «Еще, Саша, еще! ».

«Во, кака любовь-то! », усмехнулся Евсей.

«Со мной лежит, а всё своего Сашку вспоминает! ».

Для пущего эффекта он провел еще раза три-четыре языком по промежности и полез на Фроську. Вошел легко, так как там всё было залито женским соком.

Влагалище у нее было узкое, что доставляло Евсею сильные ощущения. Но мелкое, что не позволяло ему войти на полную глубину.

Он старался щадить ее, и не вонзал свой член полностью, но когда входил в раж, то бил ее в основание матки, от чего Фроська болезненно вскрикивала, тем не менее, продолжая подмахивать ему в такт, насаживаясь на его мужское достоинство.

Каждый день, удовлетворяясь со своими соседками по сельсовету, Евсей долго не кончал. И вот минут через десять Фроська застонала, задергалась на его члене и обмякла. Евсей продолжил работать в одиночку. Минут через пять Фроська начала вновь отвечать в такт. Еще через пять минут Фроська уже не застонала, а заорала и царапнула в порыве страсти Евсею спину своими коготками. Это добавило ему остроты ощущений, и он охнул и залил Фроськину вульву своим семенем.

После выпитого и двух оргазмов Фроська мгновенно заснула. Евсей прикрыл ее рядном, оделся и вышел на улицу.

Зинка

Зиндара попала в этот колхоз волею судьбы. Приехал в Туркмению молодой инженер-строитель прокладывать железную дорогу и каналы. И увез молодую туркменку с собой. Не то чтобы Зиндара так уж влюбилась. Просто, хотелось молодой девчонке повидать мир, повидать другую жизнь, кроме рабской — сначала под волей отца, а потом мужа. Вот и сбежала она из семьи с молодым русским парнем. Приехал ее муж в этот колхоз для осуществления грандиозных планов страны советов: построить тут огромнейший свинопроизводственный комплекс. Но призвали его в армию для построения оборонных сооружений на новой границе СССР, которая образовалась после присоединения западной Украины и Белоруссии. На одном месте он не сидел, мотаясь по всей новой границе. Поэтому жену решил с собой пока не брать. А потом — война. Вот и осталась Зиндара в колхозе. Переиначив ее имя на русский лад, прозвали ее Зинаидой, а потом кликать стали просто Зинкой. Она привыкла и отзывалась на это имя без недовольства. Им с мужем, чтобы было где жить, на время строительства свинокомплекса, построили маленький домик. Она разбила около домика цветник и посадила огородик, где сейчас и копалась, пропалывая грядки.

Проходя мимо домика Зинки, Евсей заметил быстро движущуюся фигуру в огороде.

«Привет, нужна ли тебе помощь?»

Зинка повернулась, и перед Евсеем предстала привлекательная женская фигура. Молодая женщина, около двадцати лет. Высокие скулы, нос с утонченным изгибом, полные чувственные губы темного оттенка, выдающаяся грудь, свежие черные волосы. Однако форма груди отличалась от обычной круглой формы русских женщин и была более продолговатой.

«Если есть желание - помоги», ответила Зинка.

Евсей положил свою футболку и рубашку на скамью возле домика, взял вторую лопату в руки и начал пропалывать сорняки по соседнему рядку огорода, рядом с хозяйкой.

Когда они закончили работу, Евсея покрыло потом от быстрого труда и яркого солнца.

«Мне бы умыться и попить», попросил Евсей.

Зинка облила его спину водой и пригласила в дом.

«Хочешь поесть?», спросила она Евсея.

«Нет, при такой жаре ничего не хочется», ответил он.

Зинка достала из подпола кувшин с холодным зеленым чаем, заваренным на мелиссе и мятой. Она всегда старалась достать этот чай, когда была в городке. Залала Евсею кружку. Он жадно выпил половину кружки, а затем начал наслаждаться напитком глоток за глотком.

«Какое удивительное чудо, я такого никогда не пил!»

«Это наш туркменский чай», улыбнулась Зинка, сев рядом на табуретку.

Евсей пристально рассматривал Зинку, наслаждаясь ее присутствием. Вначале Зинка тоже смотрела на Евсея. С детства туркменских девушек учили не смотреть на мужчин и особенно не заглядывать им в глаза.

Евсей встал с лавки, обошел Зинку сзади. Положил ей руки на плечи и вдруг уткнулся ей лицом в волосы.

«Как у тебя волосы чудно пахнут», втягивая носом запах ее волос, прошептал Евсей.

«Это я их травами мою», тихо ответила Зинка.

Евсей подхватил Зинку одной рукой под колени, другой за талию и понес в соседнюю комнатку, которая, по-видимому, была спальней.

Там стоял топчан с соломенным тюфяком, накрытый рядном, как и у всех в этом селе. Евсей поставил женщину на пол, нагнулся, взял платье за подол и одним движением рук снял с нее. Она покорно подняла руки, давая себя раздеть. Евсей удивился — под платьем ничего не было, даже трусов. Он слегка толкнул ее, усаживая на топчан, и стал быстро раздеваться. Потом наклонился и закинул ее ноги на топчан. Она все так же покорно улеглась и раскинула ноги в стороны, ожидая его. Он присел рядом. Поиграл ее роскошными грудями. Полизал и поцеловал соски. Они у нее были темные с большим малиновым ореолом. Потом взглянул на лицо. Она все так же спокойно лежала, закрыв глаза, только дыхание стало учащенным. Поцеловал в губы — она не ответила. Евсей развел ей ноги широко в стороны и полез к заветной цели. Срамное место у Зинки было роскошным, как черный тюльпан: два огромных почти черных лепестка и большой клитор над ними, величиной с сосок. По восточному обычаю она брилась снизу. И это придавало всему виду еще большей прелести. Евсей полез пятерней в промежность. Погладил. Развел лепестки в стороны и начал теребить клитор. Зинка все так же спокойно лежала. Евсей вставил один палец во влагалище, пошевелил им там, потом вставил два. Пока там было сухо.

"О, черт возьми, как разбудить эту спящую красавицу?", задумался Евсей.

Зинка всегда была послушной и безоговорочно подчинялась своему мужу, ничего не требуя для себя. Теперь она так же покорно подчинилась этому мужчине, осознавая, что теперь он имеет власть над всеми, включая ее саму.

У Евсея уже был эрегированный член, а женщина все еще не двигалась.

"Ну ладно с ней!", решительно подумал Евсей. "Я просто займусь с ней сейчас, а потом посмотрим!"

Евсей щедро облизал головку своего члена слюной, раздвинул половые губы пальцами и начал осторожными короткими движениями вводить его в сухую вагину.

Евсей уже около двадцати минут старался удовлетворить Зинку. После ежедневных интимных связей то с Анюткой, то с Людкой он так и не мог кончить. А женщина лежала неподвижно, словно деревянный колодец, без вздоха, стона и какого-либо движения в ответ.

И внезапно все изменилось. Раздался гортанный хрип, перешедший в рев раненой медведицы. Зинка обхватила торс Евсея руками и начала резко двигаться тазом навстречу его толчкам. Это продолжалось около десяти-двадцати секунд. Затем Зинка ослабла и заплакала.

Евсей, слегка ошарашенный таким поворотом событий, прекратил движения, но оставался внутри Зинки.

"Что со мной произошло?", спросила Зинка сквозь слезы.

"Ты стала настоящей женщиной! Той, которая не только может удовлетворить мужчину, но и получить удовольствие от этого сама!", ответил Евсей.

"А почему раньше этого не было? Ведь я жила с мужем почти год", перестав плакать, спросила Зинка.

"Видимо, он был нетерпеливым. Как это было - подтверди! Залез и сразу спрыгнул?"

Зинка вспомнила моменты близости с мужем. Да так и было. Муж удовлетворялся через тридцать — сорок толчков, отваливался в сторону и засыпал. Согласно кивнула головой.

«Ну, а тебе подольше значит надо», улыбнулся Евсей.

«Ну, чё давай продолжим, а? Только ты теперь помоги мне — как вот сейчас делала».

Зинка согласно кивнула, обняла снова Евсея руками и стала благодарно подмахивать ему навстречу. Через несколько минут все было кончено — Евсей охнув излился в Зинку, и, сделав еще пару мощных толчков, навалился на нее. Потом понимая, что так ей тяжело — отвалился в сторону на бок. Зинка повернулась к нему, положила голову на согнутую в локте руку, и уставилась на него взглядом черных колдовских глаз.

Что-то лопнуло в ее душе. Будто треснула та скорлупа запретов и ограничений, в которой она находилась с детства. Тело ее ныло от восторга первого оргазма. Она вдруг осознала, что мужчина не царь и бог, а такой же человек, и может тебе просто помочь, а может доставить сказочное наслаждение, когда ты теряешь себя во времени и пространстве.

Евсей положил ей руку на затылок, придвинул к себе и поцеловал в засос. Теперь она ответила. Минут десять они целовались и ласкали друг друга. Но это была не яростная ласка перед соитием, а благодарность одного — другому за доставленное наслаждение.

Танька

Танька Зотова вышла замуж за мужика работящего, непьющего и до женского полу не очень уж охочего. И была бы она полностью счастлива, если бы не одна заноза, колющая сердце Татьяны. Был он жаден до денег. Работал он не в колхозе, а в леспромхозе на лесозаготовках. Потому имел статус рабочего, а не колхозника и настоящий советский паспорт. Нет, он её и приодел, и на столе всегда у них было по более чем у соседей. Да и дом был, полна чаша: три комнаты и кухня, везде настоящие деревянные двери с косяками, никелированная кровать, часы с кукушкой, буфет и настоящий деревянный одежный шкаф. Ну, что еще надо бабе для счастья? Но портили это счастье его въедливые замечания на каждую трату, которую он считал зряшной. Купила себе пряник в продмаге: «Ты, что растолстеть решила?! ». Купила в городке сынишке игрушку — деревянный самолетик: «Ну, да, мы летчика растим — нам деньги девать некуда! ». А перед самой войной муж и вообще уехал в Карелию, услыхав, что там оплата на лесозаготовках раза в два больше. И осталась Танька «соломенной вдовой». Вроде и мужняя жена, а мужа нет.

Трудились, как все в колхозе, питались собственными продуктами. Пришлось даже завести пару курочек и петуха, чтобы сыну Ванечке, которому еще не исполнилось трех лет, было что поесть. Но лето подошло к концу. Убрали картошку и свеклу. Евсей был справедливым мужиком и не давал женщинам спуска на поле. Но зато раздал всем по три мешка картошки и столько же свеклы, а у тех, у кого были дети, еще по четыре мешка каждого овоща. Бабы насушили грибов и насолили капусты с огурцами. У всех было достаточно своего лука и моркови. Голод им не грозил. У Татьяны был еще запас тушенки из продуктового магазина, который она купила перед войной.

Но у Татьяны возникла проблема: пока ее муж работал на лесозаготовках и бесплатно привозил дрова для всех, она осталась без надежного топлива перед зимой. Конечно, она собирала в лесу сухую траву и ветки, но сколько можно натаскать руками? Хватало только на готовку, а как пережить зиму?

Не было другого выхода, пришлось идти к новым начальникам и просить помощи. Но не с пустыми руками! Пришлось достать из шкафа бутылку коньяка, который муж привез из города на пятилетие их свадьбы. После этого коньяк был спрятан в шкаф.

* * *

Евсей сидел за столом в администрации и считал на бумаге сколько корма нужно свиньям на зиму. Он хорошо разбирался в арифметике. И когда была необходимость, он привлекал Анютку к этому делу. Задачей его было убедить новых начальников в том, что кормов недостаточно и предложенный ими план по разведению свиней выполнить не получится.

Тут раздался робкий стук в дверь, и в сельсовет вошла высокая симпатичная женщина.

«Господин ефрейтор, у меня просьба. Очень большая просьба. Не откажите, пожалуйста... », униженно бормотала женщина, одновременно доставая из сумки бутылку и ставя ее на стол.

«Интересная просьба! », хохотнул Евсей, взял бутылку и прочитал: «Просьба называется: армянский коньяк три звездочки».

«Нет, это вам — за труды, за беспокойство, я понимаю, что это не оплата, но у меня больше ничего нет — только советские рубли», продолжала бормотать женщина.

Чтобы перебить этот поток бессвязного бормотания Евсей произнес командным голосом: «Так, говори четко и толково, чего надо, а то — выгоню! ».

У женщины заплясали губы, она готовы была расплакаться, но, сдержав себя, сказала; «Дров на зиму, а то мы с Ванечкой замерзнем! ».

«Ванечка, это кто? ».

«Сынок — два годика всего».

«Как звать? ».

«Таня, ой, Татьяна Зотова».

* * *

По осенней лесной дороге медленно ехала телега, двигаемая старою сивой кобылой. Телегой правил Евсей Смоляков, на телеге сидели два его «гвардейца» и Татьяна Зотова. В телеге лежали топоры и пару пил.

«Вылазь, приехали! », скомандовал Смоляков.

Он уже приметил три старые засохшие березы — то, что надо на дрова. И работа закипела. Евсей показывал, как надо делать надпилы, чтобы деревья падали куда надо, не калеча людей. Этому он научился в Сибири.

* * *

Огромная поленница березовых дров лежала под навесом во дворе у Татьяны. Жуткий призрак смерти от холода больше не маячил перед глазами. Четыре раза по полдня выделял Евсей на это мероприятие. Надо было: свалить деревья, распилить на колоды, загрузить в телегу, довести, а потом выгрузить, да еще и поколоть. Колол Евсей сам, хватая топор, то в правую, то в левую руку. Татьяна заглядывалась, как он это делает играючи. Будучи сама деревенской жительницей, она оценила и силу, и ловкость, и быстроту, с которой он это проделывал. И вот всё сделано — работа закончена. Татьяна наготовила, чего смогла: испекла пирог с грибами, наварила картошки, яиц, навалила на стол зелени и овощей. Выставила две бутылки самогону. И, наконец, пригласила Евсея и его солдат к столу.

Евгений вошел в комнату и оценил все богатство, которое было перед ним. Тихо взял большую чашку, положил туда горячую картошку, схватил бутылку самогонки со стола и вышел на улицу. "Вот, от хозяйки - отдыхайте сегодня", Евгений отдал все это своим помощникам и приказал им отправиться на свиноферму. Сам же он пошел в дом. "Не нужно их баловать - пусть покормятся у себя в свинарнике!", без злобы, но строго сказал Евгений. "Ну, тогда прошу Вас за столом, господин ефрейтор!" "Слушайте, когда мы одни, можете просто называть меня Евгений?" Татьяна растерялась, потом часто кивала головой: "Могу конечно могу". "Ну так и называйте!" "Евгений, угощайтесь пожалуйста!", вежливо и даже торжественно сказала Татьяна. Евгений ополоснул руки под жестяной раковиной и сел за стол. Затем развязал свою сумку, которую в народе называют "Сидором", и достал из нее бутылку коньяка, кусок свиного сала и кусок копченого мяса. "Ну что Вы, что Вы, Евгений!", запричитала Татьяна, "Зачем? Я же и так много приготовила!" Евгений серьезно сказал: "Успокойтесь! Вам еще нужно покормиться всю зиму и растить детей!" Татьяна кивнула головой в подтверждение того, что да, так оно и есть. Затем она вскрикнула, подбежала к барной стойке, быстро достала оттуда два граненых стаканчика по сто граммов и поставила на стол. Евгений налил коньяк - выпили и начали закусывать. "Давайте сходить за Иваном!" забеспокоилась Татьяна. Сына оставила у старой соседки Михайловны пока работает. "Успеется!" ответил Евгений и налил вторую порцию. "А давай-ка на брудершафт!" "Что это такое?" "Немцы так пьют, когда хотят общаться друг с другом на "ты"! Только потом нужно целоваться - как братья".

«Ну, если по-братски — то можно», согласилась Танька.

Они выпили, Евсей обнял ее и приник долгим поцелуем в засос.

«А это по-братски? » опьянев после двухсот граммов коньяка, спросила Танька?

«Не, это у нас получилось по-сестрински! », хохотнул Евсей.

Окончательно захмелев, Танька запричитала: «Вы мой спаситель, я для Вас... «.

«Мы ж «на ты» теперь! », перебил Евсей.

«А, ну, да, я для тебя теперь всё сделаю! ».

«Ну, так уж и всё? », ухмыльнулся Евсей.

«А хотите... », Таньку понесло, «Вот вашей сейчас буду, вот, прямо сейчас, только скажите! ».

«Эка невидаль, я что, баб, что ли не имел? ».

«А вот так не имели! », упрямо возразила Танька, и, схватив Евсея за руку, потащила его в спальню.

Там она быстро сняла с себя всё. Последняя деталь туалета были кружевные трусы, которые она специально снимала очень медленно, и на которые даже Евсей глядел с немым восхищением.

Потом она встала на кровати в коленно-локтевую позицию и упрямо повторила:

«А вот так не имели! ».

* * *

Такая позиция в Советском Союзе, почему-то считалась для женщины унизительной. Её называли: «по-собачьи», «раком» и другими нелестными прозвищами. Хотя ничего особенного в этой позиции нет. Для мужчин она предпочтительна, потому, что так мужчина проникает глубже в женщину, а также коридор влагалища удлиняется, что дает больший простор для манипуляций. Для женщины всего лишь исключается возможность тереться клитором о лобок мужчины. Но опытный любовник просто должен задействовать руки. Но советские женщины эту позицию считали неприемлемой!

* * *

Евсей наслаждался прекрасным видом перед собой: округлость бедра, упругость ягодиц, белизна свисающей груди.

Он не мог сдержаться: «Можно ли прищипнуть? »

«Все, что захочешь! »

Евсей прищипнул Таньку за ягодицу - она даже не реагировала.

Евсей снял со себя одежду и первый раз в жизни небрежно бросил ее на пол. Он подошел к Таньке на четвереньках, не отрывая взгляда от этих прекрасных округлых бедер. Он ласкал, прищипывал, целовал эти роскошные белые полушария. Затем он раздвинул ноги Таньки и проник рукой подниз ее ног. Там было влажно - Танька возбудилась. Евсей прильнул к Таньке поближе, схватил возбужденный член рукой, нащупал вход в ее лоно и резким движением своих бедер продолжил проникать все глубже в тело Татьяны. Танька пыталась помочь ему, двигая своей задницей встречно его члену, но тут Евсей принял дело в свои руки буквально. Он схватил Таньку за бедра и, вгоняя ей свое громадное достоинство, резко толкал ее к себе. Их интимное объединение сопровождалось звуками влагалища Таньки и шумом, который вызывали удары живота Евсея о бедра Таньки.

От ощущения новизны, от вида округлых бедер Таньки и от того, что член как-то иначе стал касаться стенок ее влагалища, Евсей быстро достиг оргазма. Танька - не успела даже начать, да и при таком состоянии опьянения она было маловероятно смогла это сделать. Когда он вышел из нее, Танька просто упала на бок и почти сразу заснула. Евсей благодарно погладил ее по бедру еще раз, укрыл одеялом и начал одеваться. Он должен был зайти за ее сыном. Привести и покормить мальчика.

Ирка

Ирина Свиридова была женщиной серьезной, хозяйственной. Любая работа была в ее силах и у нее всегда получалось. Когда она осталась без мужа, который отправился в армию, она не отчаивалась, так как сама справлялась со всеми делами по дому. Вот и сейчас она активно колола дрова во дворе своего дома.

Конечно, сказать, чтоб уж совсем она не унывала, нельзя. Потому как иногда, особенно одинокими ночами, охватывала ее тоска по мужу, по его ласкам. И тогда, хоть волком вой — молодое тело требовала своего! Но Ирина решила держать себя в строгости и на людях ничего этого не показывать и других мужиков к себе не подпускать.

Февральским ясным утром, прогуливаясь по селу, как это он обычно делал, Евсей услыхал звук топора в одном из дворов. Подойдя — залюбовался споро работающей хозяйкой. Зашел во двор и, подойдя к работнице, с улыбкой спросил: «Хозяйка, помочь не надо? ».

«Знаем мы твою помощь! », сердито ответила Ирка, «Вон уже, сколько баб обрюхатил».

Да, это было правдой: сначала Анютка, а через пару месяцев Людмила понесли от него. А перед самым Новым Годом — Зинка, которая, после того, как он научил ее кончать, не упускала случая завлечь его к себе.

Евсей смущенно отвернулся и начал озираться, оглядывая дом и постройки Иркиного подворья. Дом был добротный, а за огородом стояла большая крепенькая банька с коньком на крыше.

«Ладно, хозяйка — чаем напоишь? », спросил, наконец, Евсей.

Ирка не хотела портить отношения с новым начальством. Тем более, что дрова, которые она сейчас рубила, помог, как и другим, завести Евсей. И когда-никогда подкидывал ей, как и на каждый двор, небольшой шмат сала или копченого мяса, когда отправляли немцам очередную порцию свинины.

«Ну, пойдем в дом», просто ответила она Евсею.

Сидели, пили чай с бутербродами: Евсей захватил с собой кусочек соленого сала и горбушку хлеба, которым с некоторых пор стали снабжать его хозкоманду немцы. Несладкий горячий чай и соленое промороженное сало с хлебом — удивительно вкусная еда, когда ты молод и тело постоянно требует пищи!

"О, какая у тебя замечательная банька!" - выразил Евсей свое восхищение.

Да, Ирина была гордой своей банькой. Ее дед ее построил. Сам он соорудил печку, сам выбрал деревья в лесу для строительства и сам сделал конек на крыше.

От воспоминаний о деде у Ирины на лице появилась улыбка.

"А разрешишь ли ты мне принять пар в твоей баньке?" - попросил Евсей.

"А сам ты не хочешь принять пар? " - возразила Ира.

"Не самому, это не то. Я бы хотел полежать на полке и чтобы кто-нибудь наказал меня до красноты" - ответил он.

Ирина хорошо разбиралась в банных процедурах. Да, самому себе не так легко попариться, как если бы опытный человек аккуратно прошелся веником по спине, создавая приятное тепло, а потом начал легонько хлестать до тех пор, пока кожа не стала цвета спелой свеклы.

"Ладно, если будешь приличным - попарю тебя!" - согласилась Ира после некоторых раздумий.

* * *

Евсей лежал на верхней полке в бане и ждал Ирину. Он уже аккуратно прошелся веником по своему телу: груди, животу, ногам и ожидал главного - когда его попарят по спине.

Ирина вошла из предбанника одетая в нательную рубашку - вероятно, мужчину.

"Отвернись и не смотри!" - приказала она Евсею. Тот послушно повернулся лицом к банному окну.

Она аккуратно прошлась веником по его плечам, спине, бедрам и икрам ног. Туда-сюда, туда-сюда. И, наконец, начала легонько хлестать тело Евсея всей своей силой. Евсей только выражал свое удовольствие под ее ударами.

"Вот, больше я не могу" - устало опустилась на скамью Ира. Евсей повернул голову и посмотрел на нее: совершенно промокшая от пота, в прилипшей к телу рубашке и сияющая от банных паров она была просто великолепна. Большая грудь, которая просвечивалась под прилипшей к телу рубашкой, изящная талия, крепкие широкие бедра.

«Ну, давай я теперь тебя попарю — ты ж всё одно мокрая вся! », предложил Евсей.

Ирка неожиданно для себя согласилась, очень уж любила банное удовольствие.

«Только встань в угол и не зырь на меня! ».

Когда Евсей встал с полки и отвернулся, она быстро скинула мокрую от пота рубаху и легла на полку прикрыв бедра руками и спрятав, по возможности грудь.

Евсей парил ее минут двадцать, иногда давая передохнуть минутку, полив перед этим прохладной водой из ковшика.

Наконец, Ирка расслабилась вся — руки уже просто лежали вдоль тела и не было ей никакого дела до того, что чужой мужик пялится на её роскошный зад.

Евсей несколько раз окатил ее прохладной водичкой из ковшика и стоял, любуясь женским телом. Оно так заворожило его, что он не удержался и приник губами к копчику, а потом прошелся легкими поцелуями вдоль всей хребтинки до самой шеи.

Ирка не поняла, что это были за касания к ее телу, но они необычайно понравились ей. Ее тело млело под мужскими ласками, не ощущая никакой угрозы. Распаренная она безвольно лежала на животе, и ей не хотелось даже пошевелиться.

Евсею так нравился запах и вкус свежевымытого, распаренного женского тела, что он продолжал работать и работать губами и языком. Легкими нежными касаниями он осыпал тело Ирины поцелуями, иногда облизывая кусочек тела языком.

Ирине казалось, что ее унесло в заоблачные выси, единственно, что нарастал жар внизу живота. Забылись, ушли в сторону все обещания себе: не быть с чужим мужиком. Осталось только чувство неги тела, чувство того, что кто-то большой и сильный ласкает и голубит твое тело.

Евсей больше не мог сдерживаться - его возбуждение достигло таких пределов, что он невольно прыгнул на Ирину, прижимаясь к ее юному телу. От его веса Ира не могла даже пошевельнуться. В то время как он без малейшего колебания проник в нее своим пылающим членом. Она застонала от ощущения полного наполнения своей вагины. Она стонала и хрипела при каждом его движении и, наконец, из-за охватившего ее оргазма, она потеряла сознание и лежала неподвижно на полке. Евсей двигался все быстрее и быстрее. Как же ему нравилось прижиматься к ее телу и белым бедрам! И наконец, пульсация в головке члена и выброс спермы, потемнение перед глазами и слабость во всем теле.

Евсей отошел от Ирины, посмотрел на бездыханное тело перед собой.

"Боже мой, а может быть у нее сердце перегрелось?!" - испугался Евсей. Он окатил спину и ноги Ирины трижды прохладной водой. Затем перевернул Ирину на спину и положил руку под ее левую грудь. Сердце билось. Лоб Евсея покрылся потом: "Слава Богу, она жива!" Евсей омыл грудь и голову Ирины холодной водой. Затем он приблизился к ее лицу, чтобы проверить дыхание. И в этот момент Ира открыла глаза.

"Змей! Ты - змей-искуситель!" - с трудом проговорила она шепотом и, ухватив его за шею, прижалась к его губам.

Валька

Картошка была выкопана и собрана в мешки. Все были очень усталы. Евсей приказал своим помощникам посадить на телегу тех из женщин, которые не могут сами вернуться домой с поля, и отвезти их в село. Затем вернуться и привести мешки с картошкой на свиноферму. Евсей был достаточно крепким мужчиной, поэтому ему не особенно утомительно было собирать картошку. Но его беспокоило, что ветер разносил пыль, поднимаемую при сборе урожая, и теперь эта пыль, смешанная с потом, заставляла его чесаться везде и нигде. Он помнил, что за полем есть ручей, который расползается в небольшое озеро. И он решил сходить туда, чтобы принять освежающую купель.

Валентина Химочкина, которую в селе звали Валькой, последний заход на уборку решила сачкануть. Очень уж ей хотелось искупаться в маленьком озерце, которое образовалось из-за естественной запруды на протекающем мимо села ручье. Зная, что никто сюда не придет, она после очередного наполнения мешков картошкой и переноски их к телеге шастнула за кусты и побежала к озерцу.

* * *,

Евсей разделся, и с удовольствием смывая с себя пыль, макнулся в озерцо. Он нырнул, и вынрнул почти на середине озерца.

И вдруг услышал фырканье и барахтанье с краю озерца слева от него. Заинтересовавшись, кто это там, он осторожно подплыл к стене осоки и из-за не него стал высматривать купальщика.

И тут он увидел женщину, плывущую к центру озера. Он спрятался за несколькими стеблями пучков осоки и стал ждать продолжения. Она доплыла почти до середины озерца, развернулась и поплыла обратно. Но так, как плыла она на спине, то чуть потеряла ориентацию. И теперь плыла прямиком к Евсею, спрятавшемуся за кустами осоки.

Евсей вышел из-за кустов осоки и схватив Вальку за талию повернул ее к себе лицом. Валька завизжала, но, увидев начальство, тут же смолкла.

«Так и что мы тут делаем, когда остальные трудятся? », строго спросил Евсей.

Зная крутой нрав Евсея по отношению к лодырям, Валька скороговоркой забормотала: «Я отработаю, я потом отработаю, всё отработаю», совершенно забыв, что они с Евсеем стоят голыми по грудь в воде.

Евсей посмотрел на абрисы белых женских грудей в мутной воде, на симпатичное Валькино лицо с большими серыми глазами и веско сказал: «Не потом, а прямо сейчас отработаешь! ». Он подхватил стройную невысокую Вальку на руки и понес на берег.

Валька оказалась в замешательстве. С одной стороны, она чувствовала себя виноватой, а с другой стороны, Евсей, известный в округе как несгибаемый заводила женщин, привел ее голую в место с явно недобрыми намерениями.

Евсей унес Вальку к берегу и аккуратно положил ее под пышные кусты. Она выглядела прекрасно: молодая стройная женщина, едва не девочка, светлела на зеленом газоне своим белоснежным телом. Солнечные лучи играли на поверхности ее упругого животика и небольших, но полных грудей. Евсей не удержался и начал поцелуями собирать капельки с тела Вальентины. Это вызывало реакцию у Вальки. От осознания своей обнаженности и от понимания того, что молодой и красивый обнаженный мужчина целует ее тело, дыхание Вальки участилось, а сердце бешено колотилось. И когда Евсей страстно поцеловал ее в покрасневшие губы, она ответила ему таким же страстным поцелуем.

Евсей не мог больше сдерживаться и прильнул к Вальке. Он положил руку на ее пах и начал раздвигать ее нежные губки. Он ласкал вход в ее лоно, нащупывал выступ над губками и массировал его, используя большой и указательный пальцы.

Валька не могла сдержаться и начала двигаться на траве. А Евсей продолжал ласкать и массировать. Затем он ввел свой мизинец в ее влагалище, а большим пальцем продолжил стимулировать клитор.

Валька начала издавать стоны и пытаться двигаться навстречу его мизинцу.

Евсей осознал, что пришло время. Он поставил ноги Вальки на землю, широко разведя их в стороны. Поднявшись над ней, он легко проник в нее, так как она уже была готова к объединению.

Валька не смогла держаться дольше пяти минут; щеки запылали румянцем, губы покраснели, по всему телу пробежала дрожь, она стонала под Евсеем, издавая счастливый вопль и испытывая оргазм.

Евсей, буквально сразу, охнул и кончил вслед.

Через минуту Евсей уже купал свою новую полюбовницу в озерце.

Он заботливо прополоскал ей пальцами бабьи внутренности, вымывая свою сперму, надеясь, что скорого зачатия не случиться.

Они оделись, и спокойно пошли в село.

Нюрка

Сегодня выпал черед Нюрки чистить свинарник и раздавать корм свиньям. Был конец лета, и жара стояла неимоверная. И от этой жары и от вони свинарника мутилось сознание, и накатывала дурнота. Сегодня подручные Евсея раздобыли где-то с утра самогону и упились вдрызг. По жаре их развезло и Евсей только смог складировать их в маленькой комнатке для рабочей смены свинокомплекса, где они и жили.

С маленькой Нюркой ему самому пришлось убирать в двенадцати загонах для свиней, а затем раздавать им корм.

Нюрка работала лопатой выгребая дерьмо из загонов, а Евсей грузил на тачку и вывозил в яму, где все это присыпалось землей оставалось под ней на перегной — на следующий год. Потом они развозили свинкам корм, и, наконец, работа была закончена.

Евсей по опыту предыдущих работ выставил два ведра колодезной воды на солнце. К концу их работы она прогрелась, и ей можно было умыться и даже окатить тело.

Нюрка омывала тело Евсея водой из ведра, но врожденная проказливость заставила наклонить ведро чуть ниже. И тоненький ручеек воды заструился по кобчику Евсея в его галифе.

Евсей дернулся от неприятного ощущения в низу спины, и, вскрикнув, «Ах ты хулиганить! », и вылил остаток ведра на Нюрку. Потом они весело плескали из другого ведра друг на друга, пока Евсей вновь не вылил остаток на Нюрку.

Нюрка была сильно мокрая. Волосы прилипли к ее голове, а платье пристало к телу.

Нюрка разгневанно обратилась к Евсею: "И что я должна делать в таком состоянии?"

Евсей засмеялся: "Снимай, мы тебя просушим!"

"Где?" - спросила Нюрка.

"На заборе рядом со свинарником, он быстро высохнет!" - ответил Евсей.

Нюрка приказала: "Тогда иди за угол свинарника и не выходи оттуда."

Быстро раздевшись, она повесила свое платье на заборе под солнцем.

Однако Евсей не собирался оставаться за углом. Он вышел из-за угла, когда Нюрка уже повесила платье. И направился прямо к ней.

Нюрка успела скрестить руки на груди и закрыть ее ладонями, чтобы сохранить свое достоинство.

Евсей подошел и взял ее за ладони, снял их с плеч, развернул руки в стороны, обнажая грудь, а затем обнял ее, провел руками вниз по телу и, ухватившись за талию, поднял ее до своего роста.

Теперь их головы были на одном уровне. Он нежно прижался губами к ее губам и начал страстно целовать ее.

Затем он поднял ее на руки и понес к свинарнику, где он знал, что лежит куча прошлогодней соломы.

"Не надо, вдруг кто увидит", по этим словам и выражению ее глаз он понял, что она уже желает его близости и опасается быть замеченной соседками.

Он нес ее, одной рукой поддерживая ягодицы, а другой подхватил свой французский плащ с забора.

Бросив свой плащ на кучу старой соломы, он аккуратно положил Нюрку на него и начал игры любви. Он целовал ее губы, глаза и маленькую, но упругую грудь - всего ее молодого и стройного тела. У Нюрки все начало плавиться перед глазами, она задыхалась в его объятиях.

E-mail автора: tајnаярошtа57@ух.соm

Читать онлайн «Карцерова соната», Евсей Осиновский

Евсей

Вошли немцы в село Малые Радуницы летом 41-го года без единого выстрела. Да и с кем тут было воевать? Восемь баб, одна старуха да пару ребятишек дошколят. Красная Армия защищать этот бывший хутор, а теперь колхоз, специализирующийся на производстве свиней с гордым наименованием «Путь к коммунизму» не собиралась.

Завоеватели быстренько закололи пару молодых свиней для своих нужд и, по-хозяйски оставив в целости хряка Борьку и нескольких свиноматок для развода, прошествовали дальше. А в селе осталась хозкоманда, набранная из военнопленных: три мужика лет за пятьдесят и Евсей Смоляков. Мужики были пьяницами и разгильдяями, каких свет не видывал, и поэтому командовать ими поставили справного мужика из семьи раскулаченных и высланных в Сибирь крестьян. Германское командование навесило ему лычку ефрейтора и поставило под его командование трех солдат для выполнения заданий по обеспечению доблестной немецкой армии продовольствием и фуражом. А базой для этого и был выбран свинопроизводственный колхоз.

Евсей мужик был хозяйственный, цепкий, бережливый, за что и оценило его командование. Для придания ему командирского вида был ему выдан парабеллум в блестящей кожаной кобуре. Единственно был Евсей очень охочь до женского полу. Но вот до этого никакого дела его командованию не было. Было ему 32 года от роду, высокий, плечистый с синими глазами и черными, как смоль волосами с волной на чубе. Ну, чем не мужик!

Анютка

Евсей шел по селу, представляя собой новую власть. И это ему очень нравилось. Одет он был в немецкую военную форму: кашкет, френч, галифе и яловые сапоги. На поясе кобура с пистолетом – власть! Шел он к сельсовету, с двери которого уже сбили наименование колхоза и выдрали со стены красный флажок, выцветший на солнце.

Зашедши в сельсовет, Евсей с неодобрением покачал головой, увидавши не сорванный кумачовый транспарант с лозунгом «Да здравствует товарищ Сталин!». Вставши на лавку, аккуратно сдернул транспарант, свернул его и бросил на стол: меловую надпись можно отстирать, а материя еще может на что-то и пригодится. И тут он услыхал какой-то звук за стенкой в соседней маленькой комнатке.

Открыв дверь Евсей увидал молодую девку, сидящую на топчанчике, накрытым каким-то рядном. Рядом стоял маленький столик и стул. На стену была навешена небольшая полка с фанерними дверцами.

«Ты что тут делаешь?» — строго спросил Евсей.

Девка испуганно дернулась увидав его форму и полушепотом выдавила из себя:

«Я тут живу».

«А чего вдруг — тут?» — удивленно спросил Евсей.

«А чего это Вы меня расспрашиваете?» — вдруг зло ответила девка.

«А потому, как я теперь тут новая власть!» — развалившись на стуле ответил

Евсей.

«Фашист!» — закричала вдруг девка.

«Я то – нет», ответил Евсей, «А вот ты, наверное, коммунистка?!».

«Нет, пока только – комсомолка!» — выкрикнула девка.

«А может у тебя и документ какой есть?», хитро прищурившись, спросил Евсей.

«Есть!!!», крикнула девка, и вскочив вынула из шкафчика картонную книжечку.

«Э, да ты идейный враг нового порядка, может тебя для какой вредной деятельности тут оставили?» ухмыльнулся Евсей. Вырвал книжечку, швырнул ее на стол и строго сказал:

«Да тебя обыскать надо!».

И он, не смотря на сопротивление девки, скрутил ей спереди руки крепкой бечевой, всегда имевшейся в его кармане. Скрутив кисти рук, он повалил девку на топчан и затем прикрутил их, завернув девке за голову к верхней поперечной доске топчана. После чего сел рядом с ней.

Теперь девка лежала перед ним на топчане и никуда рыпнуться уже не могла.

«Так, и что у нас тут?», строго спросил Евсей, расстегивая на девке ситцевую кофточку. Под кофтенкой ничего по летней жаре не оказалось. И Евсей с удовольствием облапил небольшую грудь, по-хозяйски провел рукой до пупка, погладил бока. Девка ему нравилась: не толстушка, но и не худышка, грудки небольшие, но полненькие.

«Что вы делаете, так нельзя!», уже хнычущим голосом пролепетала девка.

«Городская недотрога», подумал Евсей, а вслух сказал сердитым голосом:

«А может ты тут чего запрятала?!», и задрал девке подол юбки до пупа, завернув край подола за поясок юбки, чтобы она далее его действиям не мешала.

На ней были белые ситцевые трусики типа трико. Евсей, не рассусоливая далее, сдернул трусы до колен. Девка забилась, но руки были прикручены к топчану крепко, и она смогла только положить ногу на ногу, пытаясь закрыть промежность ногой.

«Так и знал, что ты там что-то прячешь!», с ехидной улыбкой сказал Евсей.

Затем встал с топчана и сдернул с нее трусы полностью. Девка покраснела лицом и отвернула его в сторону. Евсей тем временем разделся, повесил аккуратно френч и галифе на стул, затем снял нательную рубаху и кальсоны. Для полного порядка подошел к двери и накинул крюк на скобу, чтобы никто не помешал его делу. Затем подошел к девке, отвел одну ее ногу в сторону и уселся на топчан между ее ног, так, что одна ее нога была у него за спиной, а вторую согнутую в колене он держал рукой за ляжку.

Девка наконец поняла, что от нее хотят. Губы ее задергались, и она жалобным шепотом попросила:

«Не надо, я еще девушка!».

Евсей поглядел ей в глаза, погладил ляжку и сказал:

«Ну, так и что, пора, значит, бабой становится».

Девка вдруг заплакала, не в голос, а так, слезы только полились.

«Да, а если меня потом замуж никто не возьмет?»

«Тю, дура!» усмехнулся Евсей, «Да после войны тут нигде девок не будет: или немцы снасилят или красные, если вернутся!»

Он раздвинул пошире ей ноги и начал гладить промежность, развел лепестки нижних губ в стороны и погладил низ лобка, где знал – у женщин самое чувствительное место. Девка поняла, что всё это неизбежно и перестала хныкать и дергаться. Просто лежала, закрыв глаза. Евсей заметил, что из-под ее попки выглядывает край подола, который спереди был завернут.

«А, черт, ведь кровью попачкаю, а может у девки юбка то всего одна!», подумал Евсей, «А если не юбку, так постель — непорядок».

Он отпустил ее ноги, встал с постели и достал из френча большой носовой платок. Девка удивленно открыла глаза и глядела, что он собрался делать.

«Подстелить надо, а то кровью попачкаешься», и тут девка увидела его член, вставший в ожидании скорого применения.

«Боже, какой он у тебя огромный», перепугано прошептала девка.

Да орган у Евсея был силен и красив: сантиметров 18 длинной и где-то до шести толщиной в головке.

«Да он во мне не поместится, ты меня всю порвешь», испугалась девка.

«Не было еще такого случая, чтоб от хя да пида лопалась», хохотнул Евсей, «Это тебе не рожать. Вот когда рожают, это да, бывает!».

Евсей подошел к девке взял ее за ноги, положил ее колени к себе на плечи и оторвав ее таз от топчана, подложил под него платок, сложив его вдвое. Потом стал на колени на топчане между ног девки и намочив слюной головку члена стал потихоньку проталкивать его между половых губ во влагалище. Девка, выкатив глаза, смотрела на него, пока еще ничего страшного не ощущая. Но тут Евсей почувствовал, что уперся в девичью преграду.

«Ну, чё, взлохматим пиденку!», выпалил он свою любимую присказку. И резко двинул тазом, вгоняя член на максимальную глубину. После этого он упал на локти и навис над девкой. У девки вырвался писк раненого зайца. Но Евсей уже смело и напористо шуровал в девичьем влагалище разметав на лоскуты девственную плеву. Девка при каждом его резком толчке вскрикивала. У Евсея уже пять дней не было женщины, и он довольно быстро почувствовал пульсацию в головке члена и, вот, наконец, тело взорвалось вспышкой оргазма. Евсей сделал еще несколько резких толчков, вгоняя девке свое семя, после, отдыхая, навалился на девку всем телом. «Тебя как зовут, то?» «Анюта». «Ну, вот и познакомились, а меня – Евсей».

Встал с девки, достал у нее из-под попки платок и протер разверстый зев влагалища от стекающей спермы. Платок был обильно …заляпан кровью, но из влагалища кровь уже не сочилась. Евсей промокнул другим краем платка головку члена, потом усмехнулся и кинул платок на стул: «Тебе на память, все-таки твоя девичья кровь». Подошел к девке, оправил ей подол юбки, кофту застегивать не стал – только накинул полы, прикрыв груди. Потом отвязал от топчана и развязал ей руки. Девка устало присела на топчане и смотрела на него с немым вопросом: «Что дальше с ней будет?». Евсей оделся и сел на стул, взяв в руки комсомольский билет. Открыл его и прочел: «Антонина Егоровна Закваскина, член Всероссийского коммунистического союза молодежи. Да, девочка, с таким билетиком я тебя просто расстрелять должон!» . Анюта вздрогнула и опустила глаза.

Евсей достал из кармана френча немецкую бензиновую зажигалку чиркнул кресалом и поднес горящий фитилек снизу к картонным корочкам. Билет вспыхнул и через минуту рассыпался пеплом на столе. «Запомни, дурочка, не было никогда такого члена этого союза. Надеюсь, свои тебя не выдадут. Ну, а я про эту бумажку никому не скажу». Анюта потупилась – внизу живота саднило и было противно липко между половыми губками. Она судорожно застегивала свою кофточку. «А вы меня так, каждый день будете?» « Да, ты не боись, это только в первый раз больно, а потом может и понравится. Да не боись, говорю, что я зверь какой. Вот через недельку заживет у тебя там всё. Ну, тогда и еще разок можно попробовать». Он, конечно, надеялся сделать это гораздо раньше, но не стоило пугать девку. Анюта растерла затекшие под веревкой кисти рук, «А всегда так связывать будете?». Евсей захохотал, «Да ты совсем глупенькая. Это ж я тебя связал, чтоб ты не рыпалась, а то ить я мог только больней тебе сделать, да и одёжу порвать. А так ты цела, одежа – цела. Ну, баба теперь – так с кем не бывает. Короче, пока я с селом познакомлюсь, я тут у тебя поживу.», сказал, как о чем-то само собой разумеющемся Евсей, «Места маловато, да ничего, я второй топчан поставлю, а стол в большую комнату вынесем – он тут тебе ни к чему.

Да и тебе спокойней – ты одна живешь, а так — больше никто не пристанет». Евсей сел и задумался, что ему дальше предстоит сделать. А Анюта сидела и смотрела на первого в ее жизни мужчину и вдруг почувствовала спокойствие. Он, конечно, ее изнасиловал, но не бил, не оскорблял, защищать пообещал. Не такого она представляла его в своих девичьих мечтах. Она, родившаяся в городе и обучившаяся на бухгалтера, вынуждена была поехать в забитое село по комсомольской путевке и работать тут счетоводом. Но в мечтах представляла себя в городе, в своей квартире с красивым и обязательно образованным, интеллигентным мужчиной. Да, мечты-мечты. Наконец Евсей встал со стула и сказал ей: «Я так понимаю, ты в этих вопросах совсем неопытная, если не хочешь забеременеть – иди-ка, подмойся внизу хорошенько.

Может, и не залетишь с первого раза». Анюта подхватилась, и пошла выполнять сказанное. Евсей вышел из бывшего сельсовета и пошел по селу, внимательно рассматривая дома и их обитателей, которые работали в своих садах и огородах. Настасья Настасья была разбитной веселой бабенкой. Рано вышедши замуж, она с головой окунулась в семейную жизнь. Ей нравилось иметь свой дом, прибирать его, копошиться на огороде и в маленьком садике. Ей нравилось чувствовать себя замужней женщиной – хозяйкой. Нравилось стирать мужу белье, готовить ему еду. Но больше всего ей нравилось то, что происходило между ней и мужем, когда наступал вечер, и они укладывались на семейную кровать. После того, как муж Семен сделал ее бабой, она не давала ему в этом деле продыху.

Каждый вечер она возбуждала мужа, лаская его тело. Бесстыже прижималась к нему голяком. Потом затаскивала его на себя, и занималась любовью до изнеможения. Когда муж слишком уставал на работе, она раздразнивала его мужское достоинство рукой, садилась на него сверху и скакала на нем, пока огненная волна не опаляла ее тело. В общем, она была энтузиасткой, можно сказать, стахановкой плотской любви. Муж, видя эту ее слабость, не раз грозил полупудовым кулаком: «Узнаю, что загуляла – убью!». Настасья не боялась угроз мужа, но деревенские мужики, зная его силу и суровый нрав, с ней не связывались. И вот, мужа призвали в армию, и Настасья, уже больше месяца, маялась без мужниной ласки.

Она дошла до того, что стала самоудовлетворяться: терла клитор до тех пор, пока не начинало течь из вагины, а потом вставляла туда два или три пальца и дергалась, пока оргазм не скручивал тело. Ей было стыдно и неудобно этим заниматься, так как рядом спал двухлетний сын Колька. Последние несколько дней она придумала новую штуку: она выбирала морковку потолще, отмывала ее до блеска, ошпаривала кипятком и раздразнив себя вставляла ее в свое лоно и доводила себя до оргазма. Но всё это было не то! Ей нужен был мужик, чтобы ласкал ее, дразнил, мял ее тело, щипал напрягшиеся соски, а потом так вставлял между ног, чтобы дыхание спирало, чтобы чувствовать на себе его тело и горячий мужской член внутри себя. Сейчас она прибиралась во дворике своего дома. Рядом на лавке сидел Колька и играл с вырезанной из деревяшки конячкой. Мимо ее дома по улице медленно шел Евсей. Дел у него особых не было.

Так, как с утра он дал своим подчиненным задание прибрать свинарник и накормить свиней свеклой да картошкой, которая была заготовлена для этих целей. Зная их страсть к спиртному, он пообещал принести им к обеду бутылку самогонки, если они всё исправно выполнят. «Здрасти, новой власти!!!», захихикала Настасья. Евсей улыбнулся и приложил два пальца к козырьку немецкого кашкета, приветствуя хозяйку, «И Вам не хворать!». «А зашли бы в гости, господин ефрейтор!» — бабы в селе уже выучили его немецкий чин и приветствовали его соответственно. «У меня уже и обед поспевает». «Да, здесь промашки не будет», подумал Евсей, «Иш, глаза какие блядские!» «Спасибо за приглашение, почему и не зайти к хорошему человеку».

Евсей открыл калитку в палисаде и вошел во двор. Подошел к Настасье поглядел ей прямо в глаза. Настасья заулыбалась. Почувствовала, что вот, наконец, получит она свой кусочек женского счастья. Евсей подошел к Кольке, погладил его по белобрысой головенке. Потом достал из кармана кусочек сахару, завернутый в бумажку. Вынул из бумажки и дал мальцу: «Держи сахар – вместо конфеты будет». Пацаненок положил сахар в рот и смешно зачмокал. «Проходите в дом, я сейчас на стол накрою», сказала Настасья, пропуская гостя вперед. Евсей вытер подошвы сапог о половик и зашел в сени. Повесил кашкет на гвоздь, подумал: «Жарко!», снял френч и тоже повесил на гвоздь, после чего прошел в горницу.

Сел на лавку, стянул сапоги, свернул портянки, вложил их в сапоги и поставил сапоги в угол горницы рядом с дверью. Настасья хлопотливо бросилась во двор, принесла кувшин воды и тазик. Слила на руки, подала полотенце. И всё мигом, всё молнией. Евсей сел за стол, закатал рукава нательной рубахи. Настасья мигом шастнула в подпол, вытащила бутылку самогонки, поставила запотевшую бутыль на стол. Вытащила из фанерного шкафчика две граненые рюмки синего стекла. Поставила на стол миску с малосольными огурцами. Вытащила из печи огромную сковородку с яичницей и жареной картошкой и грохнула ее на стол. Быстро взяла маленькую миску отложила туда всего, «Сыну вынесу – пусть во дворе поест, а то просыпает на пол – убирай потом».

Пока она ходила, Евсей вытащил бумажную затычку из бутылки и разлил самогон по рюмкам. Настасья вернулась села на лавку рядом в пол-оборота к Евсею взяла рюмку и как бы невзначай прижалась грудью к его плечу. «Ну, за знакомство!», со значением сказал Евсей. Они выпили и стали закусывать. Евсей разлил по второй потом, по третей. Пообедали. Лица раскраснелись. Настасья уже откровенно прижималась к Евсею. «Ну, после обеда неплохо бы и отдохнуть!», сказал Евсей. «Сюда-сюда, пожалуйте, в спаленку». Настасья откинула рядно, закрывавшее вход в спальню. В спальне стояла гордость Настасьи …– огромная двуспальная никелированная кровать, наследие бабки, фактически — приданое. Кровать была застелена таким же рядном, что и на двери.

Настасья быстренько скинула всё с себя и нагишом шмыгнула под рядно. «Да, ладно, чего ты там прячешься?», ухмыльнулся Евсей. «Вылазь, а то мы там запаримся!». Евсей разделся догола, сложил одежду на табурет, подошел к кровати и откинул рядно. Настасья раскинулась на кровати, предлагая мужику свое крепко сбитое молодое тело. Приподнялась на локте. Полные груди заколыхались над белой простыней. Она обняла его свободной рукой, прильнула грудями и поцеловала в засос. Долго целовались. Наконец Евсей почувствовал на своем вставшем члене руку Настасьи. «А мальчонка не войдет?», спросил Евсей, «Не люблю, когда мешают, особливо детишки». «Да, нет. Он пока поест, потом, может, спать ляжет».

Настасья отпустила член Евсея, опрокинулась на спину, обхватила его руками за плечи и потянула на себя. «Ну, давай уже, давай, чего ждать!? Не томи!» жадно шептали бабьи губы. Евсей привстал на коленях и локтях над бабой и стал прилаживаться, чтобы попасть членом туда, куда надо. Но тут Настасья сама схватила рукой за основание его вздыбившееся естество и сама впихнула в свою вульву. Евсей и прибаутку свою любимую сказануть не успел, как Настасья уже махала свом задом, прижимаясь лобком к нему изо всех сил. Она так соскучилась по мужской силе, что при каждом толчке внизу у нее всё хлюпало и чавкало. Евсей удивился не на шутку такому напору: «Да, первый раз ощущаю, что не я, а меня еут!». И тут Настасья захрипела, застонала и по телу ее волнами пошли судороги. А Евсей почувствовал как мышцы влагалища начали хватать его член, сжимая, как в маленьких кулачках.

Настасья расслабилась и откинулась на кровать. Евсей же продолжал мощно работать своим поршнем.

«Послушай, Евсей, не кончай в меня, у меня муж – зверь. Вернется – убьет, если рожу от другого». Евсей остановился и даже вынул член из Настасьи от удивления.

«Ну, а куда мне кончить?». И тут Евсей вспомнил вокзальную шлюху, с которой он когда-то забавлялся.

«Ну, ладно, поцелуешь меня…», Евсей, ухватившись за спинку кровати, подтянулся к ее изголовью, Настасью же, нажав на ее плечи, сдвинул к своим ногам. Теперь его член торчал напротив лица женщины. И вдруг он почувствовал, как маленькая ладошка хлопнула его по заднице. Евсей обернулся – сзади, рядом с кроватью стоял Колька; «Дядька, дай еще сахалку!». Евсей ухмыльнулся: «Щас я твоей мамке дам сахарку, а потом тебе. Только если не будешь нам мешать. Пойди, поиграй во дворе – потом получишь сахарок». Колька убежал во двор.

«Ну, целуй!»

«Куда?», не поняла по деревенской простоте Настасья.

«Залупу возьми в рот и пососи!», сердито сказал Евсей.

Настасья покорно обхватила головку члена губами и начала её сосать. Евсей начал двигать бедрами, проникая все глубже и глубже в рот, а затем в горло своей новой полюбовницы. Настасья уже поперхнулась раз, два. Но тут Евсей захрипел: «Глотай!!!», и вогнал член на полную глубину…

С тех пор, у них с Анастасией так и повелось. И называли это они: «Дать сахарку».

Людмила

Людмила Васильевна Кожемякина была женщиной серьезной, с рабфаковским образованием и решительным отношением к жизни. Когда ей понравился молодой завхоз Семен, она, не церемонясь, женила его на себе. Когда этот же Семен на молодую фифу из финотдела, она такжезасмотрелся решительно порвала и разошлась с ним. Но молодой женский организм, привыкший к семейным постельным радостям, требовал своего. И тогда Людмила решила, что никаких мужчин в ее жизни больше не будет. Она ушла в работу, в общественную жизнь и загружала себя до седьмого пота, так, что возвращаясь поздно вечером домой, могла только упасть на кровать в комнате коммунальной квартиры, чтобы утром рано вскочить и снова впрягаться в эту жизнь.

Ее рвение не осталось незамеченным. Сначала ее выбрали комсоргом цеха, а потом рекомендовали в партию. И к началу войны она получила партбилет.

Война ничего не поменяла в ее жизни. Она лишь больше металась, загружала себя разными делами. И, когда всех мужчин уже забрали на фронт, и в городке была объявлена женская мобилизация, Людмила одной из первых пришла на сборный пункт.

Их собрали в истребительный отряд. Кого и что могли истребить эти девчонки, вооруженные охотничьими ружьями и мелкокалиберными винтовками из Осавиахима было непонятно. Но им под вечер дали задание выдвигаться на рубеж обороны. И выстроившись в колонну по четыре, 187 девчонок пошли выполнять свой долг перед Советской Родиной.

Однако, одеты они были в форму бойцов Красной Армии, а Людмила получив непонятно от кого звание комиссара отряда, даже успела нашить на рукав красную звезду – знак комиссарского отличия.

Три звена пикирующих немецких бомбардировщиков «Юнкерс-87», летевших бомбить железнодорожный узел за их городком заметили колонну советских войск. И командир летчиков отдал приказ одному из звеньев накрыть колонну бомбами и добить оставшихся из пулеметов.

Девчонки шли строем, громко напевая песню про советских танкистов. И когда три бомбардировщика вывалили на колонну свой смертоносный груз, никто даже не успел ни упасть, ни присесть. 182 женских и девичьих тела были в момент искромсаны, разорваны на куски или изранены до смерти.

Две из тех, кто был в голове колонны и три в хвосте бросились бежать от этого кошмара неведомо куда – лишь бы подальше.

Самолеты зашли на второй круг, и ударили по бегущим из пулеметов.

Наверное, Людмилу защитил Ангел хранитель, или везучей она была, но осталась живой она из отряда одна, хоть и раненая легко в ногу.

---

Евсей проснулся рано – он любил летом рано вставать и слушать, как птицы только начинают перекликаться в роще. Анютка спала на соседнем топчане, сладко посапывая. Евсей поглядел на нее, умильно усмехнулся ее выражению лица и решил прогуляться к ручью, а заодно и набрать воды. Взяв ведерко, он вышел из дома сельсовета, и стал спускаться за холм к ручью.

Вдруг он услышал треск в кустарнике за ручьем, и, оглянувшись в направлении звука, увидел за кустами силуэт человека в форме красноармейца, целившегося в него из винтовки.

Звериный рефлекс бросил его на землю, а за тем он перекатился два раза, уходя с линии огня. Но тут он услышал пустой щелчок, и понял, что у нападавшего нет в винтовке патронов.

Люба увидела немца за кустами, и, тут же сорвала с плеча винтовку (у нее единственной была настоящая армейская винтовка) и выстрелила в немца. Но ужас бомбежки, усталость блуждания всю ночь по лесу и рана в ноге вышибли из ее памяти то, что она расстреляла все патроны, стреляя по бомбардировщикам в попытке отомстить за погибший отряд.

Затвор сухо клацнул, а немец вдруг куда-то исчез. И тут сбоку от нее раздался злой голос: «А ну, выходи падла и бросай винтовку, а то пристрелю!!!».

Евсей зашел с фланга, убедившись предварительно, что придурок — один. И направив на него пистолет, приказал выйти и сдаться. Красноармеец хромая вышел из-за кустов, опираясь на беспатронную винтовку. И тут Евсей увидел на рукаве звезду.

«А, сука, так ты еще и комиссар!!!», заорал Евсей, готовясь пристрелить одного из тех, кто сгноил его родителей в Сибири.

И тут с комиссара упала пилотка, и красивые каштановые волосы рассыпались по плечам.

«Во, бля, баба», удивленно пробормотал Евсей.

«Ну, чё, давно комиссаришь?», ехидно спросил он ее.

«Второй день», устало ответила женщина.

«Ну, и какие успехи?».

«Да, никаких, разбомбили немцы наш отряд. Одна я, да и то подраненная. Давай, уж, дострели, да и дело с концом».

«А раньше где служила?»

«На заводе работала – в городке».

«Ладно, разберемся. Пошли! Давай-ка свою пукалку сюда!»

«Да, чего тебе, она все равно без патронов, а мне тяжело идти – в ногу подранили».

Евсей внимательно посмотрел на женщину. Былая злость уже прошла, женщина была симпатичная и ненависти …к ней он уже не испытывал.

«Ладно, пойдем. Иди за мной». Набрав воды, он повел женщину ко двору Настасьи, который был ближе всего. Завел женщину в баню за огородом и сказал веско:

«Перевязать тебя надо первым делом, а то — подохнешь».

Он кинул несколько лучинок в печурку баньки и подпалил их немецкой зажигалкой. Убедившись, что огонек разгорелся, подбросил несколько полешков. На печке всегда стоял вмурованный котел, наполненный водой, так что горячей водой раненая будет обеспечена.

Евсей вышел из баньки и подошел к окну дома. Постучал в окошко. В окне показалось заспанное, но улыбающееся лицо Настасьи.

«Наська, дай-ка бутылку самогона, да покрепче!», тихо, но жестко проговорил

Евсей.

«Да, ты заходи, я и налью, и на стол соберу», заулыбалась Настасья.

«Ты, чё, не слыхала, чё попросил? Давай бутылку, живо!»

Настасья обиженно надув губки подала бутылку.

«Ну, а когда зайдешь-то?»

«Вот в бане у тебя попарюсь и зайду! Только в баню не суйся, а то получишь у меня горячих!»

Настасья сердито захлопнула окно.

---

Евсей сидел на нижней полке в бане, а на верхней сидела комиссарша.

«Ну, так, перевязать тебя надо», заявил твердо женщине Евсей.

«А ты, что, доктор, что-ли?»

«Ну, доктор — не доктор, а раны и по хуже твоих перевязывал и даже штопал».

Людмиле стало всё равно – усталость и стресс после бомбежки брали своё.

«Черт с тобой – лечи!»

«Сапоги надо снять и штаны твои – военные!»

Евсей аккуратно снял сапоги, поставил их в предбанник. Потом также тихонько, стараясь не потревожить раненую ногу, стянул штаны. Под штанами оказались мужские кальсоны! А ранение было в мякоть выше колена.

«Черт, кальсоны надо снимать!»

«Надо – так снимай», устало сказала женщина.

Евсей также осторожно снял с женских ног кальсоны, и, наконец, рана открылась во всей своей неприглядности.

На летней жаре уже пошло нагноение, хотя пуля всего лишь процарапала кожу и чуть повредила мышцу.

«Ну, принимай обезбаливающее», сказал Евсей и налил в банный ковшик грамм 150 самогона.

Людмила покорно выпила поднесенное.

«Ты постарайся не орать, я надрежу, чтоб гной вышел, потом промою самогоном и перебинтую чистым полотенцем».

Чистых льняных полотенец у Настасьи в баньке всегда был запас.

Людмила стиснула зубы. Евсей достал из кармана френча опасную немецкую бритву, раскрыл ее, плеснул на лезвие самогона и быстро сделал небольшой надрез на ране. Людмила дернулась, застонала. Потек гной. Евсей промыл из ковшика рану самогоном и крепко забинтовал полотенцем.

«Слушай, ты ведь грязная, как черт. Тебе помыться надо».

Людмила не сопротивлялась, когда он стянул с нее красноармейскую гимнастерку, а потом исподнюю рубаху и оставил в костюме Евы. Евсей тоже разделся, так как в бане уже было натоплено, да и предстояла помывка (а может и не только).

Евсей допил оставшийся в ковшике самогон, налил в него горячей воды из котла, долил холодной из бочки в углу. Взял обмылок мыла в углу полки, макнул мочало в ковшик, намылил его и начал натирать спину, бока, грудь и все остальное тело комиссарши.

Людмила от пережитого и выпитого сомлела и не очень понимала, почему этот немецкий прихвостень, вместо того, чтобы пристрелить её — моет.

А Евсей уже без мочала – одной намыленной рукой скользил по ее телу. Когда он добрался до нижних губок, Людмила вдруг улыбнулась наглой пьяной улыбкой и спросила:

«Ну, что, е*ать будешь?»

«Обязательно!», с такой же улыбкой ответил Евсей.

Он облил несколько раз женщину из ковшика, стараясь не попадать на перевязанную ногу. Потом стал на колени на нижнюю полку и притянул ее к себе. Поцеловал один сосок, потом другой и, вдруг в засос поцеловал комиссаршу в губы.

Самогон, тепло бани и пережитое сделали своё. Людмила до судорог внизу живота захотела мужика. После долгого воздержания, после всего случившегося организм требовал разрядки. Она сама пододвинулась к нему, схватила его окаменевший член и сама засунула его в своё истекающее женским соком лоно. Соитие было бурным. Людмила стонала каждый раз, насаживаясь на член. Евсей молча врывался в ее заузившееся за годы воздержания отверстие. Наконец Людмилу начала бить дрожь. И она забормотала чисто по-бабьи: «Еще миленький! Еще родимый! Ой, мама-мамочка!», и кончила.

Евсей всякого с бабами повидал, но от такой женской открытости, извергнул семя почти сразу, с легким вздохом.

Людмилу пришлось окатить тройкой ковшиков холодной воды, чтобы он пришла в себя.

---

Людмила сидела на нижней банной полке и смотрела, как Евсей сжигает ее форму и документы в банной печурке.

«Будешь у Анютки жить, в сельсовете. Скажем, тетка ее приехала на лето, потому, как в городе голодно. Одежонкой попрошу Анютку с тобой поделиться. Черт, да она ж девка совсем, а ты ширше её будешь. Ну, может, у кого из баб выменяем что-нибудь из одежи. Сапоги и твои сойдут – всё село в военных кирзачах ходит. Пилотку твою у ручья не забыть забрать и спалить. Ничё, перекантуемся».

Людмила слушала этого мужика и не понимала, почему он берет такую участь в её жизни. Почему просто не отдаст немцам и не получит награду? Это было выше её понимания. Она привыкла: «Вот враг – вот свои. Свои не бросят в беде. Враг подл, жесток и всегда погубит. И вот этот вражина перевязал её, ублажил так, что тело до сих пор сладко ноет. И теперь спасает её жизнь. Почему?».

Евсей оделся сам, натянул на Людмилу её нательную рубаху, а потом, вдруг легко взяв руками под коленки и за плечи, сказал: «Ничё, тут близко, лишь бы лишний кто не заметил». После чего поднял Людмилу и понес в сельсовет.

Фроська

Людмила жила у Анютки уже вторую неделю. Нога зажила, и она могла безболестно ходить и даже прыгать.

Евсей притащил им мешок картошки, но складывать его было некуда. Поэтому Евсей пригнал трех своих «гвардейцев» и заставил их вырвать несколько половиц в большой комнате сельсовета и вырыть там погреб. Туда положили мешок картошки и еще полмешка свеклы. Евсей заставил своих женщин высадить в палисаднике сельсовета вместо цветов морковь, лук, укроп и петрушку.

Теперь поутру они наперегонки бежали в этот доморощенный огород – сорвать к завтраку хоть какой-то зелени.

Евсей радовался: Анютка не держит на него зла, Людмила поправилась, сменяла свои наручные часики на несколько кофт, юбок и платьев и нормально приоделась.

В общем, жизнь налаживалась. Он поставил третий топчан в большой комнате сельсовета, но ни разу не прилег на него один. Потому, что, то Анютка, то Людмила желали разделить его одиночество. Как они там решали, когда кто к нему идет, он не знал, да и не хотел. Ему было достаточно того, что каждый вечер он ласкал одну из этих женщин и отдавал ей своё семя.

Но Евсей не был бы самим собой, если не искал бы новых встреч и новых утех.

В очередной раз, обходя караулом село, он услышал сначала забористую брань, произносимую женским голосом, а, потом всхлипы и стоны.

---

Фроська росла девчушкой маленькой и щуплой. Но, когда подошел возраст входить в пору женской зрелости, бедра её раздались, сиськи выперли вперед, а вот росточек и конопушки на лице так и остались прежними. Поэтому удивительно было, что успела она выйти замуж и даже пожить неделю с мужем до того, как забрали его в армию.

В общем, девственности, при наличии мужа, она лишилась, но вот, как была девчонкой, так и осталась. К тому же не давалась ей никогда никакая мужская работа. Вот если надо было сшить чего или вышить, сплести, связать. Тут её талантам не было конца. Но если надо было нарубить дров или распилить бревно, то без травмы тут не обходилось.

Вот и сейчас попытавшись расколоть колоду, Фроська получила удар куском расколовшейся колоды в одну голень и огромнейшую занозу в другую.

Евсей зашел на звуки этих стенаний и увидел уморительную картину: Фроська сидела на колоде для рубки дров, и одной рукой гладила наливающийся синяк на одной голени …и одновременно пыталась вытащить огромную занозу из другой, при этом скороговоркой материлась.

Евсей выдернул щепку из ноги Фроськи и сказал, как приказал: «Принеси самогону – промыть надо, а то загниет».

Фроська бросилась выполнять приказ.

Евсей, тем временем, снял кашкет, френч и нательную рубаху. Положил их на лавку. Ухватил оброненный Фроськой колун. И начал колотьё: удар топора в дровиняку, что лежит на земле, она, как сама подпрыгивает и летит на колоду для рубки. Удар, и дровиняка разлетается на ровные красивые полешки.

Фроська залюбовалась работой Евсея, забыв даже, что в руках у нее бутыль самогона, а в ноге саднящая рана от занозы.

Евсей наколол ей дров дня на два – на три. И решил на этом пока остановиться.

Подошел к Фроське и сказал: «Ну, пойдем лечиться!».

Зашли в дом.

«Найдешь лоскут чистой тряпицы?», спросил Евсей.

Фроська послушно принесла застиранный кусок рядна.

«Так давай – садись на кровать, чтоб мне сподручней было!», заявил Евсей.

Фроська провела его в спаленку и уселась на кровать, вытянув на ней ноги.

Евсей присел рядом. Потом поднялся, принес кружку и плеснул в нее грамм сто самогона.

«Давай внутрь – тоже надо!», ловко объяснил он.

«Я не пью!», запротестовала Фроська.

«Это лекарство!!!», возразил Евсей.

Фроська выпила, поперхнулась и маленькая струйка самогонки просочилась у нее изо рта. От выпитого у Фроськи закружилась голова, а через пару минут стало как-то весело. Она хихикала, когда Евсей протирал ей ранку тряпкой, намоченной в самогоне, хихикала когда Евсей гладил ее ноги, ляжки. Но когда Евсей полез в трусы, вдруг грустно сказала: «Я ж замужем, я Сашку своего люблю».

Евсей поглядел на нее внимательно и сказал: «Ну, вот ты меня приласкаешь, а может где и твоего Сашку приголубят. На войне знаешь, как женской ласки хочется. Вот и считай: Сашка там, а я здесь, и всем хорошо».

Опьяневшая Фроська только кивнула головой, соглашаясь с такой логикой: «Да, всем хорошо!»

Евсей раздел Фроську, разделся сам и прилег рядом с ней. Долго целовал ее губы, мял упругую грудь. Потом лизал и целовал соски, гладил бока, бедра. Нравилась ему эта простодушная бабенка, нравилось её маленькое налитое тело. Бабой, то и язык не поворачивался назвать – девчонка, да и только. Наконец опустился лицом к ее промежности, полюбоваться на заветное место. Большие половые губы у Фроськи не выделялись. Просто было два округлых валика, а между ними щелка. Над этим кустик каштановых волос с завитком в центре лобка. Он наклонил лицо к ее лобку. Фроська уже потекла, и он жадно вдохнул запах самки. Но не приторный, не вонючий – Фроська была чистоплотной женщиной, а кисловато-дурманящий. И, вдруг, Евсей сделал то, что он никогда не делал с женщинами. Он лизнул сочащуюся щель, желая почувствовать это на вкус. Провел языком по Фроськиной щелке, и даже задел бугорок клитора.

Фроську как током ударило. Она и так совершенно размякла под такими ласками, которых и близко не давал ей молодой неопытный муж. А тут совершенно обалдела. Она схватила руками голову Евсея, прижала к своему паху, и, как в бреду бормотала: «Еще, Саша, еще!».

«Во, кака любовь-то!», усмехнулся Евсей.

«Со мной лежит, а всё своего Сашку вспоминает!».

Для пущего эффекта он провел еще раза три-четыре языком по промежности и полез на Фроську. Вошел легко, так как там всё было залито женским соком.

Влагалище у нее было узкое, что доставляло Евсею сильные ощущения. Но мелкое, что не позволяло ему войти на полную глубину.

Он старался щадить ее, и не вонзал свой член полностью, но когда входил в раж, то бил ее в основание матки, от чего Фроська болезненно вскрикивала, тем не менее, продолжая подмахивать ему в такт, насаживаясь на его мужское достоинство.

Каждый день, удовлетворяясь со своими соседками по сельсовету, Евсей долго не кончал. И вот минут через десять Фроська застонала, задергалась на его члене и обмякла. Евсей продолжил работать в одиночку. Минут через пять Фроська начала вновь отвечать в такт. Еще через пять минут Фроська уже не застонала, а заорала и царапнула в порыве страсти Евсею спину своими коготками. Это добавило ему остроты ощущений, и он охнул и залил Фроськину вульву своим семенем.

После выпитого и двух оргазмов Фроська мгновенно заснула. Евсей прикрыл ее рядном, оделся и вышел на улицу.

Зинка

Зиндара попала в этот колхоз волею судьбы. Приехал в Туркмению молодой инженер-строитель прокладывать железную дорогу и каналы. И увез молодую туркменку с собой. Не то чтобы Зиндара так уж влюбилась. Просто, хотелось молодой девчонке повидать мир, повидать другую жизнь, кроме рабской — сначала под волей отца, а потом мужа. Вот и сбежа

. эротические рассказы и порно пособия Евсей работал все быстрей и быстрей. Как же ему

Моисеенко Евсей. / Yevsey Moiseyenko. Альбом. Серия

Евсей

Вошли немцы в село Малые Радуницы летом 41-го года без единого выстрела. Да и с кем тут было воевать? Восемь баб, одна старуха да пару ребятишек дошколят. Красная Армия защищать этот бывший хутор, а теперь колхоз, специализирующийся на производстве свиней с гордым наименованием «Путь к коммунизму» не собиралась.

Завоеватели быстренько закололи пару молодых свиней для своих нужд и, по-хозяйски оставив в целости хряка Борьку и нескольких свиноматок для развода, прошествовали дальше. А в селе осталась хозкоманда, набранная из военнопленных: три мужика лет за пятьдесят и Евсей Смоляков. Мужики были пьяницами и разгильдяями, каких свет не видывал, и поэтому командовать ими поставили справного мужика из семьи раскулаченных и высланных в Сибирь крестьян. Германское командование навесило ему лычку ефрейтора и поставило под его командование трех солдат для выполнения заданий по обеспечению доблестной немецкой армии продовольствием и фуражом. А базой для этого и был выбран свинопроизводственный колхоз.

Евсей мужик был хозяйственный, цепкий, бережливый, за что и оценило его командование. Для придания ему командирского вида был ему выдан парабеллум в блестящей кожаной кобуре. Единственно был Евсей очень охочь до женского полу. Но вот до этого никакого дела его командованию не было. Было ему 32 года от роду, высокий, плечистый с синими глазами и черными, как смоль волосами с волной на чубе. Ну, чем не мужик!

Анютка

Евсей шел по селу, представляя собой новую власть. И это ему очень нравилось. Одет он был в немецкую военную форму: кашкет, френч, галифе и яловые сапоги. На поясе кобура с пистолетом — власть! Шел он к сельсовету, с двери которого уже сбили наименование колхоза и выдрали со стены красный флажок, выцветший на солнце.

Зашедши в сельсовет, Евсей с неодобрением покачал головой, увидавши не сорванный кумачовый транспарант с лозунгом «Да здравствует товарищ Сталин!». Вставши на лавку, аккуратно сдернул транспарант, свернул его и бросил на стол: меловую надпись можно отстирать, а материя еще может на что-то и пригодится. И тут он услыхал какой-то звук за стенкой в соседней маленькой комнатке.

Открыв дверь Евсей увидал молодую девку, сидящую на топчанчике, накрытым каким-то рядном. Рядом стоял маленький столик и стул. На стену была навешена небольшая полка с фанерними дверцами.

«Ты что тут делаешь?» — строго спросил Евсей.

Девка испуганно дернулась увидав его форму и полушепотом выдавила из себя:

«Я тут живу».

«А чего вдруг — тут?» — удивленно спросил Евсей.

«А чего это Вы меня расспрашиваете?» — вдруг зло ответила девка.

«А потому, как я теперь тут новая власть!» — развалившись на стуле ответил Евсей.

«Фашист!» — закричала вдруг девка.

«Я то — нет», ответил Евсей, «А вот ты, наверное, коммунистка?!».

«Нет, пока только — комсомолка!» — выкрикнула девка.

«А может у тебя и документ какой есть?», хитро прищурившись, спросил Евсей.

«Есть!!!», крикнула девка, и вскочив вынула из шкафчика картонную книжечку.

«Э, да ты идейный враг нового порядка, может тебя для какой вредной деятельности тут оставили?» ухмыльнулся Евсей. Вырвал книжечку, швырнул ее на стол и строго сказал:

«Да тебя обыскать надо!».

И он, не смотря на сопротивление девки, скрутил ей спереди руки крепкой бечевой, всегда имевшейся в его кармане. Скрутив кисти рук, он повалил девку на топчан и затем прикрутил их, завернув девке за голову к верхней поперечной доске топчана. После чего сел рядом с ней.

Теперь девка лежала перед ним на топчане и никуда рыпнуться уже не могла.

«Так, и что у нас тут?», строго спросил Евсей, расстегивая на девке ситцевую кофточку. Под кофтенкой ничего по летней жаре не оказалось. И Евсей с удовольствием облапил небольшую грудь, по-хозяйски провел рукой до пупка, погладил бока. Девка ему нравилась: не толстушка, но и не худышка, грудки небольшие, но полненькие.

«Что вы делаете, так нельзя!», уже хнычущим голосом пролепетала девка.

«Городская недотрога», подумал Евсей, а вслух сказал сердитым голосом:

«А может ты тут чего запрятала?!», и задрал девке подол юбки до пупа, завернув край подола за поясок юбки, чтобы она далее его действиям не мешала.

На ней были белые ситцевые трусики типа трико. Евсей, не рассусоливая далее, сдернул трусы до колен. Девка забилась, но руки были прикручены к топчану крепко, и она смогла только положить ногу на ногу, пытаясь закрыть промежность ногой.

«Так и знал, что ты там что-то прячешь!», с ехидной улыбкой сказал Евсей.

Затем встал с топчана и сдернул с нее трусы полностью. Девка покраснела лицом и отвернула его в сторону. Евсей тем временем разделся, повесил аккуратно френч и галифе на стул, затем снял нательную рубаху и кальсоны. Для полного порядка подошел к двери и накинул крюк на скобу, чтобы никто не помешал его делу. Затем подошел к девке, отвел одну ее ногу в сторону и уселся на топчан между ее ног, так, что одна ее нога была у него за спиной, а вторую согнутую в колене он держал рукой за ляжку.

Девка наконец поняла, что от нее хотят. Губы ее задергались, и она жалобным шепотом попросила:

«Не надо, я еще девушка!».

Евсей поглядел ей в глаза, погладил ляжку и сказал:

«Ну, так и что, пора, значит, бабой становится».

Девка вдруг заплакала, не в голос, а так, слезы только полились.

«Да, а если меня потом замуж никто не возьмет?»

«Тю, дура!» усмехнулся Евсей, «Да после войны тут нигде девок не будет: или немцы снасилят или красные, если вернутся!»

Он раздвинул пошире ей ноги и начал гладить промежность, развел лепестки нижних губ в стороны и погладил низ лобка, где знал — у женщин самое чувствительное место. Девка поняла, что всё это неизбежно и перестала хныкать и дергаться. Просто лежала, закрыв глаза. Евсей заметил, что из-под ее попки выглядывает край подола, который спереди был завернут.

«А, черт, ведь кровью попачкаю, а может у девки юбка то всего одна!», подумал Евсей, «А если не юбку, так постель — непорядок».

Он отпустил ее ноги, встал с постели и достал из френча большой носовой платок. Девка удивленно открыла глаза и глядела, что он собрался делать.

«Подстелить надо, а то кровью попачкаешься», и тут девка увидела его член, вставший в ожидании скорого применения.

«Боже, какой он у тебя огромный», перепугано прошептала девка.

Да орган у Евсея был силен и красив: сантиметров 18 длинной и где-то до шести толщиной в головке.

«Да он во мне не поместится, ты меня всю порвешь», испугалась девка.

«Не было еще такого случая, чтоб от х*я да пи*да лопалась», хохотнул Евсей, «Это тебе не рожать. Вот когда рожают, это да, бывает!».

Евсей подошел к девке взял ее за ноги, положил ее колени к себе на плечи и оторвав ее таз от топчана, подложил под него платок, сложив его вдвое. Потом стал на колени на топчане между ног девки и намочив слюной головку члена стал потихоньку проталкивать его между половых губ во влагалище. Девка, выкатив глаза, смотрела на него, пока еще ничего страшного не ощущая. Но тут Евсей почувствовал, что уперся в девичью преграду.

«Ну, чё, взлохматим пи*денку!», выпалил он свою любимую присказку. И резко двинул тазом, вгоняя член на максимальную глубину. После этого он упал на локти и навис над девкой.

У девки вырвался писк раненого зайца. Но Евсей уже смело и напористо шуровал в девичьем влагалище разметав на лоскуты девственную плеву. Девка при каждом его резком толчке вскрикивала. У Евсея уже пять дней не было женщины, и он довольно быстро почувствовал пульсацию в головке члена и, вот, наконец, тело взорвалось вспышкой оргазма. Евсей сделал еще несколько резких толчков, вгоняя девке свое семя, после, отдыхая, навалился на девку всем телом.

«Тебя как зовут, то?»

«Анюта».

Читать Евсей, Ползун и прозрачные паруса - Лепрекон

Валька

Картошка была выкопана и собрана в мешки. Все жутко устали. Тех из баб, кто не в силах идти домой с поля, Евсей приказал своим подручным посадить на телегу и отвести в село. А затем вернуться и привести на свиноферму мешки с картошкой. Будучи мужиком неслабым, Евсей не слишком уж перетрудился на уборке картошки. Но удручало его то, что ветер, разнося пыль, поднимаемую собиравшими урожай, запорошил ему лицо и шею и теперь это всё сдобренное трудовым потом принуждало его почесываться там и тут. Он помнил, что за полем ручеек разливается в небольшое озерцо. И решил сходить туда ополоснуться.

Валентина Химочкина, которую в селе звали Валькой, последний заход на уборку решила сачкануть. Очень уж ей хотелось искупаться в маленьком озерце, которое образовалось из-за естественной запруды на протекающем мимо села ручье. Зная, что никто сюда не придет, она после очередного наполнения мешков картошкой и переноски их к телеге шастнула за кусты и побежала к озерцу.

* * *

Евсей разделся, и с удовольствием смывая с себя пыль, макнулся в озерцо. Он нырнул, и вынрнул почти на середине озерца.

И вдруг услышал фырканье и барахтанье с краю озерца слева от него. Заинтересовавшись, кто это там, он осторожно подплыл к стене осоки и из-за не него стал высматривать купальщика.

И тут он увидел женщину, плывущую к центру озера. Он спрятался за несколькими стеблями пучков осоки и стал ждать продолжения. Она доплыла почти до середины озерца, развернулась и поплыла обратно. Но так, как плыла она на спине, то чуть потеряла ориентацию. И теперь плыла прямиком к Евсею, спрятавшемуся за кустами осоки.

Евсей вышел из-за кустов осоки и схватив Вальку за талию повернул ее к себе лицом. Валька завизжала, но, увидев начальство, тут же смолкла.

"Так и что мы тут делаем, когда остальные трудятся?" , строго спросил Евсей.

Зная крутой нрав Евсея по отношению к лодырям, Валька скороговоркой забормотала: "Я отработаю, я потом отработаю, всё отработаю" , совершенно забыв, что они с Евсеем стоят голыми по грудь в воде.

Евсей посмотрел на абрисы белых женских грудей в мутной воде, на симпатичное Валькино лицо с большими серыми глазами и веско сказал: "Не потом, а прямо сейчас отработаешь!". Он подхватил стройную невысокую Вальку на руки и понес на берег.

Валька не знала, что ей делать. С одной стороны она виновата, с другой, Евсей прослывший в селе великим бабником, нес ее голую куда-то с явно нехорошей целью.

Евсей вынес Вальку на берег и положил под кусты ивняка на свежую мягкую травку. Она была чудо как хороша: молодая стройная женщина, почти девчонка, белела телом на зеленой травке, сверкая на солнце россыпью капель на плоском упругом животике, на небольших, но пухленьких грудках и круглых щечках. Евсей не выдержал и стал губами собирать эти капли с тела Валентины. Это "завело" Вальку. От ощущения собственной наготы, от понимания того, что ее тело целует молодой красивый обнаженный мужчина, у Вальки участилось дыхание и сердцебиение. И, когда Евсей жарко поцеловал ее в раскрасневшиеся губы, она ответила не менее жарким поцелуем.

Евсей, не выдержав больше сладкой пытки, навалился на Вальку и, прижав свою руку к ее паху, стал раскрывать лепестки ее нижних губ. Он гладил вход в ее лоно, нащупал бугорок над губками и стал растирать его, ухватив большим и указательным пальцем.

Валька не выдержала, заерзала на траве. А Евсей всё растирал и растирал. Потом он ввел мизинец в ее влагалище, а большим пальцем продолжил дразнить клитор.

Валька начала постанывать и пытаться насаживаться на его мизинец.

Евсей понял, что пора! Он поставил ноги женщины ступнями на траву, при этом широко разведя их в стороны. Приподнялся над ней и легко вошел в нее, так как она уже была готова к соитию.

Валька не выдержала и пяти минут; щеки раскраснелись, губы заалели, по телу пошла дрожь, она заметалась под Евсеем, закричала счастливым бабьим криком и кончила.

Евсей, буквально сразу, охнул и кончил вслед.

Через минуту Евсей уже купал свою новую полюбовницу в озерце.

Он заботливо прополоскал ей пальцами бабьи внутренности, вымывая свою сперму, надеясь, что скорого зачатия не случиться.

Они оделись, и спокойно пошли в село.

Нюрка

Сегодня выпал черед Нюрки чистить свинарник и раздавать корм свиньям. Был конец лета, и жара стояла неимоверная. И от этой жары и от вони свинарника мутилось сознание, и накатывала дурнота. Сегодня подручные Евсея раздобыли где-то с утра самогону и упились вдрызг. По жаре их развезло и Евсей только смог складировать их в маленькой комнатке для рабочей смены свинокомплекса, где они и жили.

С маленькой Нюркой ему самому пришлось убирать в двенадцати загонах для свиней, а затем раздавать им корм.

Нюрка работала лопатой выгребая дерьмо из загонов, а Евсей грузил на тачку и вывозил в яму, где все это присыпалось землей оставалось под ней на перегной - на следующий год. Потом они развозили свинкам корм, и, наконец, работа была закончена.

Евсей по опыту предыдущих работ выставил два ведра колодезной воды на солнце. К концу их работы она прогрелась, и ей можно было умыться и даже окатить тело.

Нюрка омывала тело Евсея водой из ведра, но врожденная проказливость заставила наклонить ведро чуть ниже. И тоненький ручеек воды заструился по кобчику Евсея в его галифе.

Евсей дернулся от неприятного ощущения в низу спины, и, вскрикнув, "Ах ты хулиганить!" , и вылил остаток ведра на Нюрку. Потом они весело плескали из другого ведра друг на друга, пока Евсей вновь не вылил остаток на Нюрку.

Нюрка была вся мокрая. Волосы слиплись на голове. Платье полностью прилипло к телу.

Нюрка рассердилась на Евсея: "Ну, и что я такой мокрой лахудрой делать буду?".

Евсей хихикнул: "Снимай, щас просушим!!!".

"Где?"

"А, вот на заборе, возле свинарника - вмиг просохнет!".

Нюрка приказала: "Зайди тогда за угол свинарника и не выходи".

Она быстренько разделась и развесила свое платье на заборе - на солнце.

Но, вот Евсей вовсе не собирался сидеть за углом. Он вышел из-за угла, когда Нюрка уже развесила свое платье. И пошел прямо на нее.

Нюрка только успела исконно женским движением скрестить руки, схватив себя ладонями за плечи, прикрывая груди.

Евсей подошел и навис над Нюркой. Он схватил ее ладони, снял с плеч, развел руки в стороны, обнажая грудь, а затем обхватил ее, скользнул вниз вдоль тела и, прихватив руками за таз, поднял ее до высоты своего роста.

Теперь ее голова была на его уровне. Он прижался губами к ее губам и стал с наслаждением целовать эти спелые вишни.

Потом поднял на руки и понес на зады свинокомплекса, где он знал, лежали прошлогодние копны соломы.

"Не надо, вдруг увидит кто" , по этим только словам, по выражению ее глаз, он понял, что она уже готова к близости с ним, и волнует ее только то, чтобы кто-то из соседок не увидел это.

Он нес ее, подхватив одной рукой под ягодицы, а второй подхватил с забора свой френч.

Бросил на кипу старой соломы свой френч, аккуратно уложил на него Нюрку и приступил к любовным играм. Он целовал ее губы, глаза, небольшие, но налитые груди, все ее молодое крепкое тело. У Нюрки всё поплыло перед глазами, она задыхалась в его объятиях. Евсей осторожными движениями снял с нее трусики.

Потом завис над ней на руках и коленях и начал кончиком головки нащупывать ее вход. Она зажмурилась и отвернула лицо. Евсей несколько раз не смог попасть и, наконец, не выдержав, оперся на одну руку, а второй схватил и затолкнул головку в ее узенькое лоно нерожавшей бабы.

Несколько минут Нюрка не отвечала на его движения, но потом обняла за торс и начала подмахивать сначала робко, а потом все резвей и резвей двигаясь ему навстречу.

. эротические рассказы и порно пособия Евсей работал все быстрей и быстрей. Как же ему

Евсей Баренбойм - биография, лучшие книги, цитаты

Влагалище у нее было узкое, что доставляло Евсею сильные ощущения. Но мелкое, что не позволяло ему войти на полную глубину.

Он старался щадить ее, и не вонзал свой член полностью, но когда входил в раж, то бил ее в основание матки, от чего Фроська болезненно вскрикивала, тем не менее, продолжая подмахивать ему в такт, насаживаясь на его мужское достоинство.

Каждый день, удовлетворяясь со своими соседками по сельсовету, Евсей долго не кончал. И вот минут через десять Фроська застонала, задергалась на его члене и обмякла. Евсей продолжил работать в одиночку. Минут через пять Фроська начала вновь отвечать в такт. Еще через пять минут Фроська уже не застонала, а заорала и царапнула в порыве страсти Евсею спину своими коготками. Это добавило ему остроты ощущений, и он охнул и залил Фроськину вульву своим семенем.

После выпитого и двух оргазмов Фроська мгновенно заснула. Евсей прикрыл ее рядном, оделся и вышел на улицу.

Зинка

Зиндара попала в этот колхоз волею судьбы. Приехал в Туркмению молодой инженер-строитель прокладывать железную дорогу и каналы. И увез молодую туркменку с собой. Не то чтобы Зиндара так уж влюбилась. Просто, хотелось молодой девчонке повидать мир, повидать другую жизнь, кроме рабской - сначала под волей отца, а потом мужа. Вот и сбежала она из семьи с молодым русским парнем. Приехал ее муж в этот колхоз для осуществления грандиозных планов страны советов: построить тут огромнейший свинопроизводственный комплекс. Но призвали его в армию для построения оборонных сооружений на новой границе СССР, которая образовалась после присоединения западной Украины и Белоруссии. На одном месте он не сидел, мотаясь по всей новой границе. Поэтому жену решил с собой пока не брать. А потом - война. Вот и осталась Зиндара в колхозе. Переиначив ее имя на русский лад, прозвали ее Зинаидой, а потом кликать стали просто Зинкой. Она привыкла и отзывалась на это имя без недовольства. Им с мужем, чтобы было где жить, на время строительства свинокомплекса, построили маленький домик. Она разбила около домика цветник и посадила огородик, где сейчас и копалась, пропалывая грядки.

Проходя мимо домика Зинки, Евсей увидел мелькающий в огороде аппетитный женский зад.

"Эй, хозяйка, помощи не требуется?!".

Зинка обернулась, и Евсей увидел пышноволосую туркменскую красавицу. Смуглая женщина лет 20-ти. Высокие скулы, нос с горбинкой, пухлые чувственные губы вишневого цвета, высокая крупная грудь, копна смоляных волос. Но груди не круглые, как у русских девок, а удлиненные, как дыньки.

"Ну, помоги, если есть желание".

Евсей скинул на лавку у домика френч и нательную рубаху, взял в руки вторую тяпку. И пошел по соседнему рядку огорода рядом с хозяйкой, споро пропалывая сорняки.

Когда закончили, от быстрого труда и летнего солнца все тело Евсея было покрыто потом.

"Умыться бы и попить" , попросил Евсей.

Зинка слила ему на спину воды и пригласила в дом.

"Кушать хочешь?" , спросила она Евсея.

"Не, по такой жаре ничего не хочется" , ответил он.

Зинка достала из подпола кувшин с холодным зеленым чаем, настоянным на листьях мелиссы и мяты. Она, когда бывала в городке, доставала этот чай всеми правдами и неправдами. Налила Евсею в кружку. Он жадно выпил полкружки, а потом начал по глоточку смаковать напиток.

"Что за чудо, никогда такого не пил!".

"Это наш туркменский чай" , улыбнулась Зинка, присев рядом на табуретку.

Евсей разглядывал Зинку, явно ею любуясь. Зинка вначале тоже глядела на Евсея. Крепкое, красивое мужское тело притягивало взор. Но, потом, поймав его взгляд - потупилась. Сызмальства приучали туркменских девочек, что нельзя смотреть на мужчину, а уж тем более ему в глаза.

Евсей встал с лавки, обошел Зинку сзади. Положил ей руки на плечи и вдруг уткнулся ей лицом в волосы.

"Как у тебя волосы чудно пахнут" , втягивая носом запах ее волос, прошептал Евсей.

"Это я их травами мою" , тихо ответила Зинка.

Евсей подхватил Зинку одной рукой под колени, другой за талию и понес в соседнюю комнатку, которая, по-видимому, была спальней.

Там стоял топчан с соломенным тюфяком, накрытый рядном, как и у всех в этом селе. Евсей поставил женщину на пол, нагнулся, взял платье за подол и одним движением рук снял с нее. Она покорно подняла руки, давая себя раздеть. Евсей удивился - под платьем ничего не было, даже трусов. Он слегка толкнул ее, усаживая на топчан, и стал быстро раздеваться. Потом наклонился и закинул ее ноги на топчан. Она все так же покорно улеглась и раскинула ноги в стороны, ожидая его. Он присел рядом. Поиграл ее роскошными грудями. Полизал и поцеловал соски. Они у нее были темные с большим малиновым ореолом. Потом взглянул на лицо. Она все так же спокойно лежала, закрыв глаза, только дыхание стало учащенным. Поцеловал в губы - она не ответила. Евсей развел ей ноги широко в стороны и полез к заветной цели. Срамное место у Зинки было роскошным, как черный тюльпан: два огромных почти черных лепестка и большой клитор над ними, величиной с сосок. По восточному обычаю она брилась снизу. И это придавало всему виду еще большей прелести. Евсей полез пятерней в промежность. Погладил. Развел лепестки в стороны и начал теребить клитор. Зинка все так же спокойно лежала. Евсей вставил один палец во влагалище, пошевелил им там, потом вставил два. Пока там было сухо.

"От, блин, спящая царевна, как же тебя расшевелить?" , задумался Евсей.

Зинка всегда покорно отдавалась мужу по первому его требованию, ничего не хотя для себя. Так же покорно она отдавалась сейчас этому мужику, понимая, что здесь теперь его власть над всеми, в том числе и над ней.

У Евсея уже стоял с надутой головкой, а баба хоть бы пошевелилась.

"Ну, и черт с ней!" , решил Евсей, "Вдую ей сейчас, а дальше посмотрим!"

Евсей обильно смазал слюной головку члена, раскрыл пальцами половые губы и стал короткими осторожными толчками в виду сухости вагины продвигать член внутрь женского зева.

Евсей уже минут двадцать трудился над Зинкой. После еженощных слияний то с Анюткой то с Людкой, он никак не мог кончить. Да и баба лежала, как колода ни вздоха, ни стона, ни одного движения навстречу.

И, вдруг, в момент всё изменилось. Раздался какой-то горловой хрип, перешедший в рев раненой медведицы. Зинка обхватила руками торс Евсея и стала резко двигаться тазом навстречу его толчкам. Так продолжалось секунд десять - двадцать. После чего Зинка обмякла и расплакалась.

Евсей, слегка ошалев от такого поворота событий, прекратил движения, оставаясь, однако, внутри Зинки.

"Что это со мной было?" , сквозь слезы спросила Зинка.

"Бабой ты стала! Настоящей бабой! Которая не просто мужику дать может, но еще и сама от этого удовольствие получить!"

"А чего же раньше такого не было, я ведь почти год с мужем жила?" , прекратив лить слезы, спросила Зинка.

"Торопыга, значит, он у тебя был. Как было - подтверди! Залезет и сразу слезет?"

Зинка вспомнила моменты близости с мужем. Да так и было. Муж удовлетворялся через тридцать - сорок толчков, отваливался в сторону и засыпал. Согласно кивнула головой.

"Ну, а тебе подольше значит надо" , улыбнулся Евсей.

"Ну, чё давай продолжим, а? Только ты теперь помоги мне - как вот сейчас делала".