Порно вирсавия

Гл. 29

Вирсавия жила на Лидиной даче. Вернее, – на даче Лидиных родителей. Но подруга уверила, что предки раньше лета сюда не сунутся. В домике не было никакого отопления, кроме электрической печки.

«Сильно не жги, - предупредила Лида, - а то потом счета за свет придут – ого-го».

Она привезла сюда Вирсавию сразу после разговора в кафе. Дача находилась недалеко от автобусной остановки, где был также маленький продуктовый магазинчик. Сам домик представлял собой однокомнатное строение, не лишенное излишеств цивилизации – в одном из углов даже стояла душевая кабинка. Рядом с ней располагался обеденный стол и электропечка, на которой можно было готовить. Нехитрую мебель составляли старая двуспальная кровать, диван и сервант советских времен.

- Внизу вещи, - предупредила Лида, указывая на дверки серванта, - найдешь там какую-нибудь мою шмотку, дома ходить. Холодильника нет, так что скоропортящиеся продукты сразу съедай. И старайся сильно не светиться. Во-первых, не хочу родакам объяснять лишнее, во-вторых, тут иногда бомжи лазают. Так что двери закрывай на ключ обязательно.

Когда Лида уехала, Вирсавия заскучала. «Что я тут делаю? » - думала она, раскаиваясь, что дала себя привезти в эту глушь, где чувствовала себя неуютно и одиноко.

Когда Лида приехала на следующий день, Вирсавия первым делом спросила, не искали ли ее родители. Но в школу никто не приходил. Стало обидно – получается, всем плевать... И весь следующий вечер она думала… о Владе. По-новому думала. С пометкой «если б…» Если бы у него не было жены, если бы она не позвонила в то утро, Вирсавия бы сейчас, наверное, жила у него, жила с ним. Но такие фантазии были как мечты о сказочном герое. Здесь, в реальной жизни, Вирсавия прекрасно сознавала, что не имеет никакого права на него. Она ведь видела Катю. И вообще, все это не правильно. Не правильно! Даже если он захочет…

А Лида уверяла, что захочет. С высоты своего «опыта» подруга рассуждала:

- Он еще бегать за тобой будет. Ты, главное, не поддавайся. Отшила – так отшила. Пусть идет ищет себе всяких дурочек.

- Не думаю, что он когда-нибудь появится, - тихо проговорила Вирсавия. С грустью.

- Да щаззз! Ты мужиков не знаешь. Ты же его раздраконила и продинамила, получается. Так что он так сразу не успокоится.

Вирсавии неприятны были такие разговоры. Они опошляли и очерняли все то хорошее, что она помнила из отношений с Владом. Но, одновременно, она находила какое-то мазохисткое удовольствие в том, чтобы потом прокручивать в голове слова Лиды и «наказывать» ими себя – так тебе и надо, глупая-глупая Вирсавия.

Дни тянулись долго и скучно, прерываемые только визитами Лиды. Но подруга не могла задерживаться надолго и уезжала предпоследним или последним автобусом. Время казалось таким бесконечным еще и потому, что Вирсавия почти не спала. Ночью ее будили шорохи. Ей постоянно чудилось, что в картонный домик кто-то лезет. Днем она тоже вздрагивала от посторонних звуков, опасаясь то приезда Лидиных родителей, то ожидая собственных, которые все не появлялись.

Пошел дождь, хотя еще час назад была солнечная и теплая погода. Тяжелые капли отбивали чечетку по крышам, жадно впитывались в землю. Стало ясно, что в такую погоду ее уже точно никто не побеспокоит, и Вирсавия решила искупаться. С легкой брезгливостью она достала чужие полотенца и трикотажный Лидин халатик. Но делать было нечего, ее собственная одежда после нескольких дней носки была еще менее приятной. Вода шла через проточный водонагреватель – неширокой струей, и все-таки она несла с собой чистоту и тепло. Выкупавшись, Вирсавия повернула кран, и теперь яснее услышала звук, который уже давно доносился откуда-то с периферии сознания, заглушаемый дождем и шумом льющейся из душа воды.   Кто-то стучал в дверь - настойчиво, требовательно. Она быстро вытиралась полотенцем, соображая, кто бы это мог быть.   У Лиды и ее родителей собственные ключи, значит, кто-то чужой. А в дверь уже не просто стучали – колотили. Ей стало страшно. Натянув халатик и спешно застегнув молнию, она подошла на цыпочках к двери, прислушалась. Глазка не было, поэтому приходилось ориентироваться только по звукам.

- Вирсавия, ты там??? Открой, Вирсавия!

Она сразу узнала голос. И на мгновенье ее охватило ликование - он приехал! Но тут же вспомнилось все, и погасило радость.

- Влад, что ты тут делаешь? Уходи!

- Открой! Надо поговорить.

Она не двигалась. Он дернул несколько раз дверь с той стороны, и она испугалась, что петли или замок не выдержат. Спешно повернула ключ.

Он вошел в комнату, весь мокрый, взбудораженный. Очень холодными пальцами сжал ее плечи, выдохнул:

- Слава Богу! Мне уже разные мысли в голову полезли. Думал, с тобой случилось что.

- Как ты узнал, что я здесь?

- Догадайся с трех раз. Ты почему мокрая? Под дождь выбегала? – он кивнул на ее волосы, но Вирсавия покачала головой:

- Купалась.

О чем они говорят? Как вообще можно разговаривать после того, что произошло в том доме? И руки его совершенно незаконно лежат на ее плечах. Она попробовала стряхнуть холодные ладони, и Влад послушно отпустил ее.

- Зачем ты приехал? – спросила она.

- Не за чем, а за кем. За тобой. Собирайся!

Его тон - уверенный, приказной - злил. Она смерила его колючим обиженным взглядом и немного погодя проговорила:

- Уезжай.

- Поехали со мной. Тебя родители ждут.

- Никто меня не ждет.

Он коротко рассказал о разговоре с ее матерью.

- Значит, они тебя видели? Не стоило тебе туда ездить.

- А что так? Рожей не вышел? Стесняешься меня?

Она промолчала.

- Ладно, что было, то было. Вот такой я подонок, прими это как данность, - он нехорошо и горько усмехнулся. - А домой ты все-таки поедешь. Сколько еще можно на чужой даче жить. Тебе учиться надо.

- Ты на себя функции старшего брата взял?

- Ну другие мне, судя по всему, уже не светят.

Вирсавия посмотрела на него осуждающе. Он стоял, прислонившись к дверному косяку. Кожаная куртка и волосы были одинаково черными и мокрыми от дождя. В синих глазах сквозило какое-то веселое отчаяние. Он улыбался.

- Влад, а почему ты не извиняешься? – вдруг спросила Вирсавия.

- А это что-то изменит? Ты меня простишь?

- А раз не прощу, значит – и не стоит?

Он вдруг сделал шаг вперед и упал на колени, с силой прижав ее к себе. Прошептал, почти касаясь губами груди через тонкий халат:

- Прости меня.

Она испугалась, стала отталкивать его.

- Что ты делаешь? Встань сейчас же! Хватит паясничать.

Влад  разжал руки, и она смогла отойти назад. Он сел на пол.

Ее кожа горела там, где касалась его рук, его тела, его дыхания. Она вдруг ясно осознала, что находится с ним совсем одна в глуши, и кроме чужого халата на ней ничего нет. Надо уезжать отсюда, как можно скорее.

- Мне нужно одеться, - проговорила она, пряча глаза.

- Одевайся.

- Выйди, я так не могу.

- Можно я просто отвернусь, там дождь?

Судя по шуму, ливень и не думал стихать.  

- Ладно, я пока расчешусь.

Действительно, влажные спутанные после душа волосы нуждались хотя бы в минимальном уходе. Пришлось воспользоваться Лидиной расческой.

Она пару раз провела по волосам и, поймав его взгляд - тяжелый, густой, поняла – надо срочно что-то говорить.   В тишине тесное пространство комнаты сразу наполнялось электричеством.

- Почему отец не поехал за мной?

- Вероятно он не знает, где ты…

- Надо было сообщить ему.

- Ты сердишься, что приехал я? Я не мог больше ждать. Когда я узнал, что тебя так долго дома не было, то буквально с ума сошел от беспокойства. Пока тут в дверь колотился, чего только не передумал. Уже готов был дверь вынести.

- Я заметила. Ну что могло такого со мной случится?

Она уже улыбалась. Мысль, что Влад беспокоился о ней, была приятной и очень теплой.

- Да мало ли. Вдруг и отсюда сбежала. Или вены себе вскрыла. Кто тебя, непредсказуемую, знает.

- У нас запрещены самоубийства.

- У вас много чего запрещено. Это не всегда тебе мешало.

Вирсавия поняла, что Влад говорит о той ночи, когда она сбежала из дома, и залилась краской. Чтобы переменить тему разговора и сбить его дурацкую полуулыбку, спросила:

- Ты давно женат?

- Семь месяцев.

- Зачем ты опять врешь? Я видела твою дочку. Ей лет десять.

- Десять, - подтвердил он. И рассказал ей все: и про Катю, и про Таню, и даже про Петра. Коротко, без надрыва и слов самооправдания.

Потом спросил:

- Если я разведусь, ты вернешься ко мне?

Она отрицательно покачала головой и зачем-то повторила:

- Я видела твою дочку.

И потом еще через время:

- Я не смогу встречаться с тобой, зная, что разрушила твою семью.

Он только кивнул.

Вирсавия подошла к серванту, посмотрела в зеркальную стенку за стеклянными полками. Волосы были в порядке. Пора одеваться.

Она даже не поняла, что произошло раньше: она почувствовала его или увидела в зеркале. Влад стоял за спиной. Не касаясь ее. Но стоило ей повернуться, и он окажется совсем близко.

- Влад, отойди, пожалуйста, - попросила она как можно спокойнее.

- Не могу.

Его глаза в отражении казались черными. А голос – лучше бы он молчал – стал глубоким, грудным, отдаваясь у нее где-то в области солнечного сплетения. От этого голоса у Вирсавии закружилась голова. Воля оставляла ее. Она бессильно опустила руки, выронила расческу и… повернулась.

Эта прелесть должна входить в меня как можно глубже. Я жажду насыщаться тем, что в меня проникает. Мне приятно чувствовать себя тонкой оболочкой вокруг него – стержня вселенной. Смазкой, что движется по нему вверх-вниз. Мне недостаточно встречать путника только в гостиной, хотя физически происходит именно это. Я должна чувствовать полное заполнение моего мира, ощущаемого в виде кожи, плотно облегающей странника, что пробирается туда и обратно внутри его поверхности. Я готова стираться полностью, и проникать всей своей сутью в него… Чтобы последующее за этим извержение вулкана воссоздало меня своей энергией как птицу Феникс из пепла. И тогда я вновь превратилась бы в ту самую смазку, чтобы, в итоге, снова стереться в ничто... И так – до бесконечности…

(с) Вирсавия

(Кому необходимы объяснения – смотрите их в моей миниатюре «Я – Вирсавия»)

Куда я улетаю при оргазме?..

Уж не в тёплые края, хотя очень хотелось бы :-)

Если серьёзно, то происходит самопроизвольный вдох всем телом, и одновременно я начинаю терять сознание. При этом я успеваю почувствовать, будто увеличиваюсь в размерах – до бесконечности. К тому же я вся как бы открываюсь изнутри… и с последующим выдохом разлетаюсь сияющим светом во все стороны, постепенно прекращая существование… И вскоре наступает тот самый Пик Блаженства, который невозможно описать, и в результате которого я на неопределённое время попадаю в полное беспамятство…

Говорят, что я при этом дико и проникновенно кричу, намертво вцепившись ногтями в плоть, но сама я ничего не чувствую. Разве можно в таком состоянии понимать или слышать, что ты делаешь?..

(с) Вирсавия

(Кому необходимы объяснения – читайте их в моей миниатюре «Я – Вирсавия»)

Я любуюсь моим другом, моим симпатягой и соблазнителем, и изо всех сил пытаюсь сдержаться. Расстояние медленно сокращается, дышать становится труднее, слюна выделяется обильнее, в глазах темнеет от желания… И я набрасываюсь на предмет моей страсти, сжимаю его губами, обрабатываю всю поверхность своей нежностью с бешеной скоростью.

Мой парень падает – всё происходит будто без его участия. В этот момент увиливать от меня бесполезно, и он прекрасно это знает. Мои пальчики жадно мнут всё вокруг моего набухшего друга, находят места, куда можно проникнуть, и углубляются…

Вожделение усиливается, и я уже не в силах быть столь сдержанной. И тогда я пропускаю его в свой плен как можно глубже – до горла, до сердца, до полной потери контроля над собой…

Ты бьёшься в судорогах, стонешь, кричишь и, наконец, выстреливаешь в меня мощной струёй любви, и меня колышет на ней, как на ураганном ветру – словно флаг нашей взаимной страсти… бесконечно долго…

(с) Вирсавия

(Кому необходимы объяснения – смотрите их в моей миниатюре «Я – Вирсавия»)

Гл. 30

Он прижал ее к себе, вдохнул запах свежевымытых локонов, от которых шел легкий флер травяного шампуня, потом поцеловал в губы – долго и требовательно. Она гладила его под курткой: грудь, плечи, спину, страстно отвечая на поцелуй, понимая, как безумно соскучилась. Раньше она сдерживала себя, хотя давно хотела дотронуться до него, но самое большое, на что отваживалась - обнять, зарыться рукой в волосы. Но теперь в ней словно что-то переключилось. Щелкнул невидимый тумблер, и она с ощущением мучительного восторга касалась его, чувствуя, как он реагирует на ласки. Это волновало и немного забавляло ее. Когда ладонь соскальзывала с груди на живот, он отстранялся, как от ожога, и тут же прижимался опять, а когда она дотронулась до голой кожи, проникнув пальцами между пуговиц рубашки, он с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. И в ней что-то шевельнулось, удивленно и радостно: "Это я с ним делаю?"

Влад провел рукой по халату – от ворота до подола, и буквально ошалел, поняв, что под тем ничего нет. Ее смутило это движение, но не заставило отстраниться. Наоборот, она приникла к нему, спрятав лицо на груди, чувствуя, как его руки сначала крадутся, а потом уже в бешеном ритме мечутся по ее телу. Он поднял ее на руки, перенес на кровать. За все время пребывания на даче, Вирсавия на эту кровать даже ни разу не присела, справедливо считая, что здесь законная территория Лидиных родителей, на которую ей - незваной тайной гостье - ходу нет. Сама спала на диване. И вот теперь она лежала на запретном ложе и не испытывала по этому поводу никаких угрызений совести.

Он снял куртку, предварительно выключив телефон в кармане. Опустившись рядом, покрывал ее тело поцелуями через ткань халата. Ее пальцы хаотично бродили в его волосах. Когда его рука потянулась к молнии, Вирсавия попросила:

- Выключи, пожалуйста, свет.

- Я хочу тебя видеть.

- Выключи.

Он подчинился. Комната погрузилась в непроглядный мрак, который бывает только в дождливую ночь. И Вирсавии это нравилось. Она не хотела (боялась, стеснялась?) ничего видеть, и закрывала ему рот ладонью, когда он пытался что-то сказать. И в этой плотной темноте осталось только прерывистое дыхание и звуки, которые невозможно сдержать, понятные людям всех эпох и народов без переводчиков, и ее тело, к которому она прислушивалась, стараясь почувствовать  запомнить каждый всполох, каждую мурашку, каждый поцелуй и прикосновение, каждый импульс нерва, отозвавшегося на его ласки, восторг и боль. Но постепенно эти отдельные ощущения слились в мощную волну, которая окутывала ее, то набрасывалась, то отпускала, и тогда она казалась себе наэлектризованной до предела, сверхживой, словно кожа ее только нарастала после ран. Дождь неистово дробил крышу, стегал оконные стекла, рвался в двери, словно сам мир противился тому, что здесь происходит, пытаясь достучаться до ее сознания. Напрасно...

Все закончилось, и теперь она слушала, как выравнивается его дыхание, чувствовала, как остывает его тело. Влад не сразу понял, что она плачет, - она дрожала, а прикоснувшись губами к ее лицу он ощутил соль. Встревожился.

- Ты чего? Что случилось? Девочка моя… Ну что, скажи мне. Тебе больно? Почему ты плачешь? Больно? Не молчи, пожалуйста.

Он пытался добиться от нее ответа, обнимая, прижимая к себе, баюкая, но она и сама не могла понять причину своих слез. Ей было очень грустно и очень хорошо. И совсем не хотелось что-то объяснять.

Свет ударил по глазам сразу вслед за скрежетом замка.

- Вы что, совсем офигели! – заорала Лида, влетая в комнату.

- Влад, ты урод конченый? Я тебя за этим сюда отправила?

За ней в проеме появился Джон, и, увидев открывшуюся перед ним картину, остолбенел. Лида и не думала объяснять ему, куда и зачем едет. Просто позвонила и сказала, что ей срочно нужна машина. И он согласился, подал, как говорится, карету к подъезду, хотя несколько месяцев назад после очередной ссоры со своей сумасбродной девушкой зарекся иметь с ней дело. Он таращился на своего друга, на Вирсавию, открыв рот, и, учитывая его габариты – за метр девяносто, это выглядело очень комично. Но всем было не до смеха.

Вирсавия пыталась прикрыться, подтянув к себе край пледа, на котором они лежали, но ткани было предательски мало. Ее трясло.

- Вирсавия, ты что плачешь? – тут только Лида заметила покрасневшие от слез и стыда глаза поруги. – Он тебя изнасиловал?

Вирсавия быстро замотала головой: «Нет».

Влад уже пришел в себя, потянулся к рубашке.

- Может, вы все-таки дадите нам одеться?

Лида фыркнула, покраснела и отвернулась, пихнув Джона в бок, чтобы он сделал то же самое. Но ненадолго ее хватило. Обернувшись, она решила, что состояние гардероба ее невольных постояльцев уже позволяет смотреть на них без смущения, и продолжила свою отповедь, на этот раз обращаясь к подруге.

- Сумасшедшая. Мне твои родители, между прочим, звонили. А потом менты. Мне это надо? Я думала ты дома давно. Я тебя для чего предупреждала? Дуррра, блин.

- Замолчи, наконец, - попытался утихомирить ее Влад, и – переключил внимание на себя.

- А тебя вообще никто не спрашивает. Пустили лису в курятник. Я тебе как человеку адрес сказала, думала у тебя хоть капля порядочности осталась. Строил там из себя: я переживаю, я места себе не нахожу. Нашел, блин, место, да?

Она подошла к кровати и разразилась новой порцией брани:

- Уроды! Что я с этим покрывалом теперь делать буду??? Мне как это родакам объяснять прикажите?

Влад сдернул плед.

- Да не ори ты. В химчистку отдам, потом привезу.

- Вирсавия!

Они бросились к ней одновременно, напуганные стремительно бледнеющим лицом и неловким взмахом рук. Но не успели. Она упала на пол.

Джон обернулся, опять ничего не понимая. Влад уже стоял перед ней на коленях, взял на руки. Лида пыталась привести в чувство, хлопая по щекам.

- Осторожнее, ты ей челюсть свернешь.

- Кто бы говорил! – Лида глянула на него с ненавистью. Потом крикнула Джону.

- Чего стоишь? Воды принеси.

Холодные брызги привели ее в чувство. Но все равно еще сильно тошнило, и в ушах стоял гул.

- Ты как? Что-то болит? – спрашивали они наперебой, а она только отрицательно качала головой. Потом, обретя дар речи, попросила:

- Отвезите меня домой.

- Хорошо.

Влад поднял ее, и не, обращая внимания на Лиду, которая говорила что-то о том, что Вирсавия должна ехать вместе с ней и Джоном, пошел к своей машине. Джон помог открыть дверь. Дождь уже прекратился, оставив после себя жидкую грязь и лужи. Лида закинула плед на заднее сиденье его автомобиля.

Ехали почти молча, не считая редких вопросов Влада – он справлялся о ее самочувствии и она односложно отвечала: «Нормально. Лучше. Все хорошо»

На этот раз он остановился прямо у ворот дома.

- Когда мы увидимся?

- Никогда. И я тебя очень прошу, если я для тебя что-то значу… Не надо больше приезжать…

Ее глаза смотрели с грустью и мольбой. Влад растерялся.

- Тебе не понравилось? Ты не хотела? Но в первый раз часто так, потом…

- Влад, не будет потом.

Ей стало тоскливо от того, что он сейчас ее совсем не понимает, пытаясь объяснить все какими-то физиологическими причинами. Да она и сама себя плохо понимала.

- Ну нельзя же так. Ты что, сейчас просто уйдешь?

- Прощай, Влад. И не разводись из-за меня. Мне это не нужно.

Она поцеловала его в уголок губ и вышла из машины. К ней уже спешила от дома мать, услышавшая звук подъезжающего автомобиля, обняла за плечи, что-то выговаривала.

Влад с силой вдавил в пол педаль газа, развернулся, вздыбив в воздух ошметки грязи, и уехал.