Как вести протокол встречи

Кто будет вести протокол, и т. д. Если серьёзно, то вопросы решались насущные, люди выступали по деловому, чувствовалось, что говорили от души, о том, что наболело, что нужно решить в первую очередь. Вообще-то я считаю, компартия была действительной силой, и все стенания либералов, что это собрались восемнадцать миллионов приспособленцев и карьеристов, не выдерживают никакой критики. Но сейчас не о глобальных вопросах, а об одном конкретном партсобрании в нашем коллективе. В повестке дня, помимо других вопросов, был и ещё один вопрос. Он был завершающим. Докладывать должен был замполит. Вот и добрались мы до этого вопроса. Судя по тому, как наш замполит Иван Петрович взлетел на трибуну, как горели его глаза и сверкали розовые залысины,- вопрос очень интересовал докладчика. Командир отряда, сидящий за столом президиума, видимо знал о сути вопроса, поэтому сидел, прикрыв глаза ладонью, и смотрел в стол. Секретарь вёл протокол собрания. Иван Петрович, набрав в грудь побольше воздуха, со скорбными нотками в голосе начал свой доклад. Суть его сводилась к тому, что в лётный отряд пришла бумага о недостойном поведении некоторых, так сказать товарищей. Глядя в бумагу, Иван начал цитировать: « …такого то числа экипаж МИ-6, возглавляемый командиром вертолёта таким-то, находясь в командировке в городе Энске, накануне выходных употребил изрядное количество алкоголя. Дело происходило в лучшей гостинице города Энска. Доведя себя при помощи спиртного до первобытного состояния, командир вертолёта и его верный второй пилот вылезли в коридор гостиницы, одетые в рубашки, галстуки и кителя. Больше на них ничего не было. Даже трусов!!!»В этот момент в зале раздалось первое сдавленное хрюканье. Замполит с подозрением окинул зал зорким оком и потребовал, чтобы встали со своих мест оба героя. В центре зала поднялись две фигуры с повинно склонёнными головами. Иван Петрович после театральной паузы с пафосом продолжил: «Эти двое вылезли в коридор и, болтая своими причиндалами, до смерти напугали дежурную по этажу!». Хрюканье и всхлипывания распространялись по залу со скоростью верхового лесного пожара. Возмущённые требования замполита: « Малушки, понимаешь, прекратить смехуёчки (это его любимое выражение)!», остались без внимания. Публика неистовствовала. Причём мнения полярно разделились. Часть товарищей, которая бывала в бане с виновниками торжества, утверждала: « Да чем там пугать, ну ничего же особенного, обычный ширпотреб!». Другая часть присутствующих, видимо близко знавших дежурную по этажу, ответственно заявляла: « Да, не фига её, ничем не испугаешь! Это всё нездоровое кокетство!». Попытки замполита продолжить чтение архиважной бумаги, сопровождавшиеся стучанием кулака по трибуне, ни к чему хорошему не привели. Хохот стоял такой, что стёкла в окнах звенели. Из-под руки, прикрывавшей лицо, смеялся командир отряда, утирал слёзы президиум и секретарь, который вёл протокол собрания. Постепенно, с большими паузами, бумага была дочитана до конца. Докладчик обессилел. Теперь надо было решить, что делать с нашими героями. Предложения, типа: «расстрелять их перед строем» или «дать им ордена за мужество на сексуальном

Кабинет следователя в следственном изоляторе мало чем отличался от камеры. Наверное, только был уже. А так всё те же стены непонятного бурого цвета, окно под потолком, забранное решёткой, привинченные к полу стол и табуретка перед ним. И только стул следователя мог свободно перемещаться относительно стола. Даже лампа, стоящая на столе, была тщательно закреплена на столешнице. Его дело было первым делом у следователя Подгорского. Подгорский, недавний выпускник юридического факультета, едва успевший надеть погоны Следственного комитета Российской Федерации, получил тонкую папочку материалов дела. И сегодня впервые должен был увидеть своего подследственного, то есть Его, обвиняемого в предумышленном убийстве. Он был ровесником следователя, служившим срочную службу во внутренних войсках. Ничего необычного в его биографии не было. Всё как у всех: родители, школа, институт, армия. Его одноклассники и сокурсники отзывались о Нём положительно. Преподаватели недоумённо пожимали плечами, не веря тому, что Он это мог совершить. Убитая горем мать была почти седой. Подгорский разглядывал Его фотографию из личного дела военнослужащего. И вот сегодня следователю впервые предстояло увидеть Его и допросить. Послышался лязг замка и открывание двери. - Руки за спину. Заходим. Подгорский обернулся к двери. Конвойный пропустил Его в кабинет. - Проходите и садитесь, - следователь жестом указал на табурет. Конвоир, сопровождавший Его, вышел из кабинета и закрыл дверь. Снова лязгнул замок. Он взглянул на следователя, сел на табурет и уставился в пол. Подгорский сел напротив. Коротко остриженный, небритый, осунувшийся, Он уже не совсем походил на фотографию из личного дела. - Здравствуйте. Меня зовут Игорь Павлович Подгорский. Я следователь, который будет в дальнейшем вести Ваше дело. Он посмотрел ему в глаза и слегка пожал плечами, как бы соглашаясь с принятым кем-то решением, и вновь опустил взгляд. - Ваше фамилия, имя, отчество. Дата и место рождения, - начал вести протокол следователь. - Никитин Герман Михайлович, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения, уроженец Забайкальска, Читинской области, - Он поднял на него глаза. - Образование... - продолжал следователь задавать вопросы и скрупулёзно записывать ответы в протокол допроса. Он так же чётко отвечал на них. Ему было абсолютно всё равно, где Он находился, и что с Ним происходит. Дальнейшая судьба Его мало интересовала. Он смирился с тем, что произошло, и терпеливо ждал решения своей участи. Наверное, Он ждал вердикта от следователя, надеясь, что Его мучения наконец-то закончатся и долгожданный покой возьмёт Его в свои объятия. А следователь продолжал и продолжал задавать свои вопросы... За пять месяцев до описываемых событий Первое декабря выдалось чертовски морозным. Герман Никитин был в наряде во втором пошивочном цехе. Сегодня ему выпало счастье охранять зеков в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Он и сам был чуть больше двадцати, вернее двадцати трёх лет. Герман окончил институт и попал в армию, как и большинство его сверстников. Правда, служить ему пришлось во внутренних войсках, охраняя зеков, отбывающих наказание в одной из мордовских зон общего режима. Здесь сидели парни в возрасте до 30 лет, впервые преступившие закон, по незначительным статьям: воровство, хулиганство, мошенничество. Их отсидка сопровождалась работами в швейных цехах, где они шили для армии постельное бельё. По мнению начальника колонии, труд в пошивочном цехе должен был

Ну бред сивой кобылы. На этапе регистрации буйных пассажиров просто не регистрируют на рейс. Полиция/милиция не может отвести пассажира в свое отделение, если только не получает угроз и оскорблений в свой адрес или, если пассажир в своей речи применяет слова, представляющие угрозу безопасности. Не задокументированные жалобы других пассажиров не является основанием для задержания. В случаях, если пассажир продолжает вести себя неадекватно полицией составляется протокол и этот документ является основанием для снятия с рейса. Освидетельствование пассажира на наличие алкоголя или наркотиков проводится только медработниками и только, тогда когда пассажир дает свое согласие на такого рода тест.