Знакомства в глазове

Слободке поселился новый сапожник.Почему я сделал это?.. На этот вопрос точного ответа дать не могу. Когда-то, до своей ссылки в Вятскую губернию, я мечтал вместе с братом и Григорьевым, что все мы перейдем на физический труд, чтобы жить общей жизнию с народом. Теперь, после того, что я видел в Глазове и особенно в Починках, цельность этого настроения сильно нарушилась. Порой, еще в Глазове, засидевшись долго, особенно ночью, за сапожной работой, я точно вдруг просыпался с странным ощущением… В руке у меня — сапог… Почему именно сапог?.. Но тотчас я находил и ответ: я живу в Слободке, и сапог мне нужен для того, чтобы войти в среду слобожан… И, наконец, — для заработка. Теперь, в Перми, я мог найти другой заработок, но мне не хотелось расстаться с образом жизни сапожника. Это было нечто вроде психической инерции. Я уже увидел и пережил много такого, что сильно подточило мои недавние наивно народнические настроения. Но это были еще как бы подпочвенные воды. Скоро они изменят даже внешний вид местности. Но пока они делали еще невидимую работу… Ко мне стали заходить обыватели, я снимал мерки, пригонял колодки и шил для слобожан нехитрую обувь… Некрасиво, но крепко…Скоро, однако, я начал приходить к убеждению, что для губернского города я еще сапожник плохой. Даже слобожане, а особенно слобожанки, требовали работы более изящной, чем я мог дать после обучения у глазовского мастера и короткой практики. «Настоящая», а не дилетантская работа — дело нелегкое. К ней надо привыкать с детства. Однажды городская портниха принесла мне обрезки, оставшиеся у нее от какого-то заказа, и попросила сшить из них теплые башмаки. Мы с нею вместе примерили выкройки и решили, что обрезков этих достаточно… Но когда я снял башмаки с колодок, то увидел, что осрамился: башмаки избоченились вдруг так потешно, что на них нельзя было смотреть без смеха. Оба мы, примеряя выкройки, не

Верой; сноха (жена Павла Бисерова) — Татьяной, а не Марьей, младший сын Гаври — Парфений, а не Андрийка, дочь Гаври Бисерова была Марья, а не Алена».…починок Микешки. — П. Н. Луппов называет полные имена обоих упомянутых здесь крестьян: Васька Филенок — это Василий Филиппович Бисеров; Микешка — Никифср Никонович Лучников.…разбросаны отдельные дворы этих лесных жителей. — В письме к родным от 29 октября 1879 года Короленко писал: «…Теперь о Починках. О географическом их положении сказать могу очень мало. Посмотрите на карту, найдите Глазов. От Глазова мне пришлось переехать через Вятку, затем через Каму у села Харина, затем еще через Каму у самого места. Если найдете на какой-нибудь карте реку Старицу, впадающую в Каму, то будете иметь довольно точное представление о положении наших Починок». На полях письма позднейшая приписка рукой Короленко: «Старица — оказалось название протока, старое русло».…такие воспоминания… — Среди незаконченных произведений Короленко сохранился рассказ «Обычай умер», в котором описываются празднование рождественского сочельника в Юго-Западном крае и поверья, с ним связанные. (Посмертное собрание сочинений В. Г. Короленко, т. XXII, Госиздат Украины, 1927.)…написать письмо матери — письмо к матери от 24 декабря 1879 года («Письма», книга первая, Госиздат Украины, 1923).Улановская Эвелина Людвиговна, по мужу Кранихфельд (1860—1915). — Впервые арестована в 1879 году и три года провела в ссылке в Олонецкой и Вятской губерниях. С 1883 года жила в Харькове, где входила в народовольческую группу. В 1887 году вновь сослана сначала в Иркутскую губернию, а затем в Якутскую область, где оставалась до 1905 года. Некоторые черты Улановской Короленко воспроизвел в образе ссыльной девушки в рассказе «Чудная» (см. первый том настоящего собрания сочинений).…брат мне писал. — Речь идет об Илларионе Галактионовиче, находившемся в это время в ссылке в Глазове, Вятской губернии.…картины народной темноты и некультурности. — Имеется в виду повесть Ф. М. Решетникова «Подлиповцы».…в Буй, городок Костромской губернии. — Ошибка памяти Короленко, нужно

Приняли в соображение направления ткани… Добрая женщина утешала меня: сапоги шьются для того, чтобы их носить на ноге. А на ноге они опять принимают нормальный вид.Но я понял, что для города я еще не работник. Жизнь здесь стоила много дороже, чем в Починках или даже в Глазове, и мне трудно было заработать достаточно, разве что пришлось бы работать от зари до зари, или даже по ночам, не разгибая спины. Побившись с месяц, я перешел на службу табельщиком в железнодорожные мастерские. Здесь опять вышла неудача. Работать приходилось у самых ворот, которые не запирались весь день, в маленькой каморке, в которой замерзали чернила, стыли руки и, казалось, что застывает даже всякая сообразительность. Я покорился судьбе и пошел на более легкую канцелярскую работу: стал письмоводителем в статистическом отделении службы тяги*. Дорога была новая, штат еще не вполне укомплектован. Начальником дороги был молодой инженер Островский, а делопроизводителем — Александр Капитонович Маликов, на личности которого я остановлюсь подробнее…Это был человек необыкновенно интересный. Тун, в своем известном труде «Революционное движение в России», упоминает имя Маликова, привлекавшегося еще по каракозовскому делу, а впоследствии, уже в 1874 году, «основавшего в Орле кружок молодых энтузиастов, так называемых богочеловеков». После смерти Маликова (в 1904 году) появилось в литературе несколько заметок, где о Маликове говорилось, как о предшественнике Л. Н. Толстого в теории непротивления *.Когда судьба столкнула меня с Маликовым в Перми, у него было уже довольно бурное и разнообразное прошлое. Сын крестьянина Владимирской губернии, он окончил Московский университет в первой половине 60-х годов и поступил на службу судебным следователем в Жиздринский уезд, Калужской губернии, в местность, где были расположены известные Мальцовские заводы. При освобождении крестьян заводские местности стали ареной борьбы между рабочими и владельцами заводов. Богатые заводчики умели отстаивать свои интересы правдой и неправдой, и, например, долгая тяжба из-за усадебной и полевой земли между заводчиками и рабочими на Урале закончилась

Слушал лекции Победоносцева по гражданскому праву и вспомнил о своем профессоре по поводу возмутительных приемов администрации в отношении рабочих. Победоносцев тогда был еще не тот, каким Россия знала его впоследствии *. Не знаю, как отозвался он по существу дела, но на письмо Маликова отвечал и судьбой его заинтересовался. Порой со стороны Маликова переписка принимала довольно шероховатые полемические формы, но Победоносцев не переставал следить за судьбой своего строптивого корреспондента и помог ему выбраться сначала из Холмогор в Архангельск, потом из Архангельска в Орел.В первое время по прибытии в Пермь нового правителя дел Уральской железной дороги его прошлое, его замкнутый для общества образ жизни и близость с поднадзорными навлекли на него подозрения и даже обыск. Но с первых же шагов жандармы натолкнулись на письмо Победоносцева, и это их так смутило, что они извинились, объяснили обыск недоразумением и с тех пор оставили Маликова в покое, не мешая ему пристраивать на службу ссыльных.Губернатор Енакиев и его друг. — Жандармский окружной начальникВ первые же дни по приезде в Пермь меня очень занимала мысль о проделке вятской администрации с моим побегом. Кто и зачем это сделал?Зачем, — это мне было ясно: администрация расплачивалась со мною за язвительность стиля. Исправник мстил за жалобы на него губернатору, губернатор за жалобу министру, урядник за то, что постоянно оставался в дураках перед крестьянами. Мой побег и был, вероятно, состряпан после вызова урядника и совещания в Глазове, о чем мне говорил бисеровский старшина. Впоследствии, когда тайны архивов стали постепенно выходить на свет божий, в одном из сибирских журналов[6] были напечатаны выдержки из переписки «о государственном преступнике Короленко»*. Оказывается, что «во время пребывания в Глазовском уезде, в декабре месяце минувшего года Короленко самовольно отлучился из назначенного ему места жительства — Починка Березовского, при вершине Старицы Березовской, Бисеровской волости, и задержан был в селении Бисерове, отстоящем от названного Починка в 35 верстах».Читатель уже