Журавлева не забуду наши встречи

Наверх, дышать. Лечащий врач, молодой самолюбивый всезнайка, всегда с отсыревшим, словно намыленным, носом, всегда в чем-то клетчатом и ветхом под сутулым халатом, нетерпеливо ждал положительной симптоматики, все никак не мог дождаться. Кровь Журавлевой показывала на анализах странные значения, приводившие врача в научное бешенство: состав кровотока менялся, будто цвет бегущих огоньков на новогодней елке.А Журавлева, против ожидания, не проявляла нетерпения, не рвалась в школу, не требовала приносить в больницу тесты. Учебники, доставленные в палату в первый же день, как она очнулась, лежали на тумбочке скучной нетронутой стопкой, покрываясь следами от стаканов, липкими кляксами микстур. Родители, до смерти боявшиеся пучеглазого бешенства дочки, если вдруг ей не давали времени и места выучить весь материал, теперь пугались ее тишины, рассеянности, ровного положения рук вдоль странно удлинившегося тела, запакованного в больничное одеяло. А самой Журавлевой казалось, что она не только здесь, а еще где-то очень далеко. Она была теперь настолько одинока, настолько одна, что пропал всякий смысл соревноваться за первое место.Когда Журавлева наконец выписывалась из клиники, лечащий врач остался не удовлетворен, сердито дергал ртом и локтем, заполняя документы. Выпускные экзамены она сдала на удивление средне, не испытав ни страха, ни азарта, равнодушно уступив золотую медаль Коротаевой, бывшей толстухе, вдруг сбросившей целлюлит и лишний вес, точно бараний тулуп. Поступление в МГУ, на которое прежняя Журавлева была наведена, будто ракета на цель, также не состоялось. На какое-то время Журавлева исчезла, а потом вдруг обнаружилась за кассой супермаркета. Накрашенная по-взрослому и по-взрослому грудастая, в новых золотых сережках с яркими синими камнями, Журавлева казалась довольной жизнью, и это соответствовало действительности. Журавлевой нравилось, что все предметы в магазине имеют цифровые аналоги — цены, и что цифровая составляющая преобладает, то есть зачастую растет, тогда как материальные тела остаются неизменными. Учителя между собою сокрушались, что несчастный случай в бассейне сломал Журавлевой судьбу. Но Журавлева вполне вписалась в торговлю, разве что способностей обсчитать и украсть у нее было не больше, чем у решетчатой тележки для покупок или у столба с зеркалом на выходе из магазина.Что касается Женечки, то он тоже с комфортом прокатился на «скорой», был осмотрен в приемном покое замученной, с пропахшими куревом руками дежурной врачихой и отпущен домой в сопровождении Ирочки,

Идут? – спросил капитан.– У нас уже все идет нормально. – По алгебре до чего уж дошли?– Примеры решаем на уравнение с двумя неизвестными.– Эх, – вздохнул капитан, – нагонять-то мне сколько…– Ты только от нас не отставай на второй год, – сказал Ястребок.– Мы тебе, знаешь, все объясним, – подхватила Варя, – это нетрудно, правда, истинный кувшинчик! Только сперва кажется. Там только значения подставлять надо под понятия, и все.– А мы теперь, как немцы школу подожгли, в бане занимаемся, – рассказал Еремка. – Савка недавно у нас на переменке как брякнет в кадку с водой! А его как раз к доске вызвали. Такого ему жару математик задал, что он даже обсох сразу!Все засмеялись. Капитан тоже улыбнулся. И стало легче. Но на этот раз все дело испортил Еремка.– А у нас, – сказал он, – на пустыре, где косогор, тоже сухо почти. Снег сошел. Мы уже тренироваться начали.Капитан болезненно нахмурился. Костя ущипнул Еремку за локоть. Все сердито смотрели на проговорившегося.– Кого же теперь на центре поставите? – спросил капитан.– Да, верно, Петьку Журавлева.– Конечно, того уж удара у него сроду не будет, как твой, – поспешил добавить Еремка.– Нет, ничего. Он может. Вы только за ним глядите, чтоб не заводился… А чего же он сам не приехал?– Да он занятый сегодня, – быстро ответил Костя и соврал: просто ребята не взяли с собой Петьку Журавлева, чтоб капитан не расстраивался, видя, что его уже заменили.– А я тебе чего привез! – вдруг вспомнил Коля, хитро посмотрел на всех и вытащил из кармана что-то на красной ленточке. – На. Дарю тебе навовсе. Это железный крест, настоящий, немецкий.– И я такой же тебе привез, – сказал Еремка.– Эх, ты! А я думал, у меня одного, – сокрушенно проговорил Костя, тоже вынимая из кармана немецкий орден.Савка тоже полез было в карман, но подумал, вытащил из кармана пустую руку и отмахнулся: «У нас их столько немцы покидали! Как им двинули наши, так они побросали все».– А я тебе книжку! – И Варя застенчиво протянула капитану свой подарок. – «Из жизни замечательных людей». Интересная, не оторвешься, истинный кувшинчик!– Ух, чуть не забыл! – воскликнул Савка. –

Как раз выполняла спасательный захват на якобы утонувшей, хихикавшей от щекотки толстухе Коротаевой. Вместо того чтобы сразу закричать, Журавлева решила, что сама великолепно справится. Неуклюжими толчками, перелезая через скользкие канаты, будто через заборы, Журавлева устремилась на место происшествия. Сверху она, одолевающая немногие метры воды, напоминала ползущего младенца. Наконец, достигнув утопленника, слабо шевелившегося внизу, будто тропический подводный цветок, Журавлева нырнула, мелькнув большими сморщенными пятками.Ей сразу удалось захватить обмякшее тело тем способом, который она хорошо выучила. Но когда Журавлева попробовала, по инструкции, оттолкнуться от скользкого дна, ей показалось, будто она пытается всплыть в обнимку со скалой. Снизу поверхность бассейна напоминала блескучий эластичный пластик, крепкую преграду, вдруг отделившую Журавлеву от глотка воздуха. Запаниковав, Журавлева рванула. В голове ее раскалились и туго лопнули обручи боли, но тяжкое тело вдруг качнулось и пошло, пошло наверх, шевеля руками, будто брошенными веслами, теряя из сползающих шортов какие-то бурые, мягкие комья.На судорожном усилии преграда разорвалась, хлынули гулкие звуки, подобные далеким громовым аплодисментам, по лицу, по ноздрям Журавлевой хлестнула вода. Сквозь блеклую радугу и муть она, однако, успела увидать, что спасительная лесенка из бассейна, вся в мокрых расплывчатых звездах, совсем близко. И тут безвольное тело, огрузневшее на поверхности, вдруг выгнулось дугой, издало страшный, сиплый петушиный крик и забилось, с буханьем разрушая воду, тараща безумные, хлоркой и кровью налитые глаза. В следующую секунду Журавлева получила чудовищный удар в живот, горло обожгло горячей желчью, и последнее, что она успела увидать, было летящее над волнами, как чайка, белое полотенце.Именно этот удар, этот толчок позволили Женечке, уже уходившему снова под воду, податься вперед и ухватиться до скрипа сведенных пальцев за никелированную штангу. Кукарекающий, перхающий, весь облепленный мокрыми деньгами, будто палыми листьями из лужи, Женечка карабкался по сотрясаемой лесенке из цепкой, хваткой воды — и вывалился, наконец, на кафельную твердь. Из женской раздевалки уже бежала полуодетая Ирочка: высунулась сперва на крик, прикрываясь полотенцем, видно, только что из душа, но увидала, что происходит, и рванула, не стесняясь застиранного атласного бюстгальтера и расстегнутых джинсов. «Женя?! Ты живой?! Скажи что-нибудь, скажи, скажи!!!» От Ирочкиных волос, мокрым прелым войлоком лепившихся ей на лицо, шел на холоде бассейна нежный пар, она скулила, теребила скользкого, скорченного Женечку, а тот вяло

Казанский ун-т., 1999. — 313 с. Журавлева 1999 — Журавлева, В.Л. К вопросу о серебряном деле Вологды XVII–XVIII веков /В.Л. Журавлева // Ферапонтовский сборник V/ Российский Фонд Культуры, Музей фресок Дионисия. — М., Ферапонтово, 1999. — С.249 –261. Журавлева 2000 — Журавлева, И.А. Праотеческий ряд и завершение символической структуры русского высокого иконостаса/И.А. Журавлева //Иконостас. Происхождение – развитие – символика. — М., 2000. Звездина 2005 — Звездина, Ю.Н. Орудия Страстей Христовых на произведениях декоративно-прикладного искусства XVII-XVIII веков / Ю.Н. Звездина // Третьи Яхонтовские чтения. Материалы научно-практической конференции. Рязань, 12–15 октября 2004 года. — Рязань: Изд.-во РИАМз, 2005. — С. 224–229. Золотая кладовая — Золотая кладовая / Авт-сост. С.П. Гордеев. — Владимир: «Аркаим»; отпечатано ОАО «Типография «Новости»», 2009. — 127 с.: ил. Иванова 1 1994 — Иванова, Г.О. История Кирилло-Белозерского музея — заповедника / Г.О. Иванова, И.А Смирнов // Кириллов: Историко - краеведческий альманах. Вып. I. Ред. Ф.Я. Коновалов. — Вологда: Русь, 1994. — С. 7–37. Иванова 2 1994 — Г.О. Приходские церкви города Кириллова по архивным источникам / Г.О. Иванова // Кириллов. Историко-краеведческий альманах. Вып. 1. /Ред. Ф.Я. Коновалов. — г. Вологда: Русь, 1994.— С.165–187. Иванова 1 2001 — Иванова, Г. О. История Кирилло-Белозерского монастыря /Г.О. Иванова. — М.: Северный паломник, 2001. Иванова 2 2001 — Иванова, Г.О. О храмовой иконе собора Ферапонтова монастыря /Г.О. Иванова// Кириллов. Краеведческий альманах. Вып. 4. /Ред. Л.И. Безнина, Ф.Я. Коновалов. — г. Вологда: Легия, 2001.-— С.238–249. Иванова 2011 — Иванова Г.О. Кириллов. Иконостас Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря. Серия «Знаменитые иконостасы России».— Тверь: ЗАО «ИПК Паренто-Принт», 2011. — 85 с.: ил. Игошев 1997 — Игошев, В.В. Ярославское художественное серебро XVI–XVII веков /В.В. Игошев. — М.: MODUS, 1997. — 269 с. Игошев 1999 — Игошев, В.В. Ярославские серебряные кадила XVII в. из собрания Новгородского музея-заповедника (К вопросу о типологии церковной утвари) / В.В. Игошев // «от мудрости и святости былого…» VII Тихомировские чтения. Тезисы докладов /Департамент культуры и туризма Ярославской области, Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник, Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова. — Ярославль, 1999. — С.75–79. Игошев 2005 — Игошев, В.В. Атрибуция серебряной басмы и тиснения по левкасу XVI XVII веков на иконах из Архангельского музея изобразительных искусств

– Объявляется посадка на рейс ЦПНС – 65 "Москва – Орехово" – услышал я и быстро спрятав кожаную папку в рюкзак, поднялся с кресла. Самолет, как я и ожидал, оказался небольшим "бизнес – джетом". Пассажиров было немного и к моему удивлению все, за исключением двух военных – полковника и майора, были в совершенно обычных джинсах и куртках, а не ожидаемых мной серых костюмах. Во время полета все сидели молча, уткнувшись в свои планшеты – точно такие же, как присланный мне. – На собеседование? – поинтересовалась стюардесса, передав мне чашечку эспрессо. – Ага, – кивнул я, – Спасибо. – Вы тоже можете пользоваться своим планшетом. У нас в самолете есть интернет. Я еще раз поблагодарил стюардессу и уткнулся в окно. Пользоваться без нужды электронными устройствами Центра у меня желания не было – зная, что все мои действия отслеживаются и записываются. – 10 минут до посадки, – послышалось из динамика, – Пожалуйста пристегните ремни и приведите спинки кресел в вертикальное положение. Как я и ожидал, небольшой Ореховский аэропорт оказался довольно продвинутым – намного современнее "международных" аэропортов столицы. – Александр Михайлович! – помахала мне рукой симпатичная женщина лет 25ти в серо – голубом деловом костюме, как только я вышел из телетрапа. Я быстро подошел к ней. – Добро пожаловать в Орехово – 24! Вера Алексеевна Журавлева, отдел кадров, – представилась женщина, пожав протянутую мной руку, – Идемте в камеру хранения. Камера хранения оказалась совсем рядом. Дождавшись, когда я, положив телефон в небольшую ячейку, запру ее на ключ, Журавлева протянула мне небольшую стопку документов. – Внимательно прочитайте перед тем, как подписывать, – сказала она, – Сейчас я Вам все объясню. Это – подписка о неразглашении государственной тайны. Надеюсь не надо объяснять, что Вы находитесь на территории секретного объекта и ответственность за Ваши проступки не административная и даже не корпоративная, а стопроцентно уголовная. Довольная произведенным эффектом, Вера Алексеевна перешла к следующему документу. – Это Ваше согласие на обыск – в любой момент, без предупреждения и санкции прокурора. Не возражаете? Возражать было поздно и я расписался, где она меня просила. – Очень хорошо, – улыбнулась Журавлева, – Не думаю, что у Вас будут какие – то возражения и против третьего документа – о несанкционированных электронных устройствах. Тем более что Вы только что сдали всю личную электронику в камеру хранения. – У меня был с собой только телефон, – пожал плечами я. – Вы уверены? – с серьезным видом спросила Журавлева, – Пожалуйста проверьте свой рюкзак. Там не должно быть ничего с микропроцессором, памятью или объективом. – Никакой электроники и фотоаппаратов у меня в рюкзаке нет! – заявил я, немного раздраженный ее назойливостью. – Смотрите, – усмехнулась Вера Алексеевна, – Я Вас предупредила. Несанкционированная электроника подпадает под ту же статью Уголовного кодекса, что и разглашение наших секретов – шпионаж. Заметьте, государственный, а не промышленный. Большая разница. Я не стал с ней спорить и молча подписал протянутый мне документ. – Вашим удостоверением – и пропуском – является мобильный телефон, – пояснила Журавлева, – Всегда носите его с собой. Папку с планшетом тоже. Ну что, отвезти Вас в гостиницу?

Отмахивался и пытался вдохнуть воздуха, встававшего колом у него в натянутом горле.Тут из воды гладкой торпедой вымахнула Нога. Встав на одно могучее колено, она через другое перебросила Женечку, будто собиралась его отшлепать, и резким нажимом заставила его извергнуть из черного рта горячую, горькую струю. Сразу Женечка задышал ровнее, на лицо его взошел розовый млеющий румянец — а тем временем Нога, с лицом невозмутимым, как утюг, невероятно живо воображала разбирательство, судилище, множество чинных людей в официальном помещении, и все против нее.Пока занимались Женечкой, никто не смотрел на бассейн, в котором колыхались слипшиеся пластырем бурые деньги, а рядом держалась на одном инстинкте бледная, как медуза, пускающая изо рта кровавые нитки слюны отличница Журавлева. Спохватившись, Нога сиганула, подвела полубесчувственное, сонно стонущее тело к лестнице, вырвала из воды. Журавлева была не просто бледная, она была белая, будто вываренная до потери всех жизненных соков; она мелкими глотками прихлебывала воздух, словно горячий чай из блюдца; живот ее, с громадной чернильной кляксой синяка, вздулся и дрожал.* * *Через полчаса райски-белая машина «скорой помощи», сияя драгоценными, ясными огнями, несла Журавлеву сквозь косой снегопад, и каждый проходивший мимо окон фонарь был со слезой. Журавлева ничего этого не видела. Только мелкие, неровные стежки пульса связывали ее с действительностью: она была будто невообразимо далекая радиостанция, передающая сообщение еле различимой, исчезающей в эфире азбукой Морзе. В клинике тем временем срочно готовили операционную. Удар, силе которого подивился свинцово-седой многоопытный хирург, разорвал печень Журавлевой в ошметки, так что после ушивания остался живой фрагмент размером со спичечный коробок.После этот фрагмент никак не хотел разрастаться. И Журавлеву не выписали, как собирались, через две недели. То она становилась желтая, как сыр, с золотыми белками лихорадочных глаз, а то громадной, тяжкой волной наваливался жар, и тогда потолок палаты колыхался, играл, будто эластичный пластик, будто видимая со дна поверхность бассейна. Все это был неотвязный, повторяющийся бред — но и в часы просветления Журавлева чувствовала в носо­глотке сытный и хлорный вкус бассейновой воды. На этой воде, казалось, готовились и больничные серые каши, и домашние бульоны из диетического волокнистого цыпленка, на ней же заваривался рыжий компот с бурыми кожистыми фруктами, от одного глотка которого Журавлевой хотелось бить руками и ногами, рваться