Гай ру знакомства парни

Мне пришлось перейти в новую школу, поскольку там, после того как все, благодаря Степиной мамочке, Уле и Паше, узнали про наши недавние маленькие игрушки, доставали меня ежедневно до такой степени, что чуть ли не ревя, я возвращалась домой. Короче говоря, мне предстояла, как вы можете себе представить вся эта плесень с отмыванием репутации, во избежание дальнейших дисскусий на уже надоевшую мне по горло тему. Со Степочкой общались мы как нельзя дружески, - понятное дело, все следили за каждым нашим шагом относительно друг друга: Все еще спрашивали постоянно: "ты получила оргазм???" или "ну, больше вы не кувыркались?" и т. д.

Дома меня ожидали с одной стороны новости похуже предыдущих. Стоило мне зайти в квартиру, я узнаю, что отец наконец-то получил визу в штаты, а значит, дальнейшая моя жизнь будет протекать в Нью-Йорке.

После долгих и нудных переездов, записываний в новую американскую школу, ознакомлений с небольшим, теперь нашим, домиком, я наконец легла спать, зная, что завтра будет НЕЧТО.

И так понятно, что новичков обычно недолюбливают, тем более, если ты русский, да еще попал в Америку, в достаточно скандальную старшую школу.

В тот первый день, я сидела в столовой, когда ко мне подсели два понтово одетых парня и телка.

Глэм, тот, что в черном капюшоне принялся рассказывать об ихних порядках.

- Вот, - говорил он, а я переводила про себя, - байкеры - весь день гоняют на своих дешевых мотоциклах, бензин - их талисман; пьют дерьмовое пиво, слушают бешеную музыку, курят марихуану, - полные кретины. Далее, ботаники, - он показал в другую сторону, - те, что задницы просидели за книгами, их наркотик - книги Тома Шузлера, музыка - звук загрузки компьютера, ну, полные уроды. А вот в том углу - тусовщики, - весь день гуляют с телками, слушают транс, техно... - Глэм рассказывал еще про кого-то, но я уже не помню наверняка.

- А есть такие как мы, - продолжал он, показывая на их троицу, - слушаем хэви метал, курим мальборо, иногда травку, не пренадлежим к дурацким клубам. Как мне повезло! Мои интересы прямо совпадали с ихними, кроме того, что я не курила травку. В общем, мы быстро нашли общий язык, но трепались в основном они, а я - внимала.

Другой чувак, Гай, бледный, как смерть, имел подстриженные под каре белые, словно снег, но в то же время чуть желтее его лица, волосы, обтянутые черной короткой шапочкой. И, наконец, темненькую подружку Глэма звали Ненси.

На следующий день, я решила не пойти в школу, уж больно ломало после драки с нигершей в процессе игры в баскетбол.

Около пол второго зашел Глэм, интересуясь, куда я делать, и рассказывая новости.

Мы сидели на лестнице перед дверью, когда Глэм жизнерадостно болтал, перекинув руку мне через плечо. Потом он слегка облакатился на меня, сказав, что для русской крестьянки я очень красивая. Мне это мало понравилось, но я не обиделась - чего требовать с американской молодежи знание русской культуры. Еще он сказал, что Гаю я очень понравилась.

Гай мне тоже жутко понравился, и постепенно я стала замечать за собой, что все чаше думаю о нем. Как-то, он слегка обнял меня, когда мы вчетвером стояли у школьных шкафчиков, сказав, что хочет пообщаться со мной наедине. Мне тоже этого хотелось... Ну, очень хотелось остаться с ним наедине. В нем безусловно был какой-то шарм, у него был такой приятный голос, такая обворожительная улыбка, и такое белое лицо.

Вечером, мы гуляли по улице, пока школа вспыхивала от очередной вечеринки, которую организовали тусовщики. Гай все время смотрел на меня, отчего мне становилось неловко. Эта граница между национальностями вроде как испарилась, но я все равно чувствовала себя как во сне на чужой планете и инопланетянами. Он почти всегда молчал, практически мне приходилось его о чем-то спрашивать. По-моему, его мало интересовало прошлое, он жил настоящим, только настоящим. Полурубашка-полусвитер с несколькими как бы швами на рукавах фиолетово-голубоватого света свободно моталась на нем, а кожаные штаны, все в складках, прямо пропорционально и очень близко следовали с моими ногами.

Дул ветер, и место это не внушало ничего хорошего. Тут я впервые обратила внимание на едва заметные небольшие синяки на его шеи и около виска. Наверное, он это заметил, и посмотрел на меня блестящими глазами. На его лице была улыбка. Мне было холодно, одета-то я была достаточно легко, и вдруг, не выдержав напряжения, я обняла его, прижавшись к нему всем телом. Он замкнул руки на моей талии и поцеловал в губы, Я чувствовала его язык во рту и как он обнимает меня, и мне стало теплей, я забыла, где мы находимся, забыла про ветер. Мы начали опускаться на один из памятников, но тут чей-то голос послышался совсем рядом. Глэм орал:

- Так и знал, что нельзя вас оставить наедине. Гай, не трахни новенькую, ты же наркодиллер!

Во мне дрогнуло что-то. То, что прокричал язвительный Глэм не изменило моего трепетного отношения к Гаю, просто внезапно нашедший испуг на секунду парализовал меня. Гай поднялся, не отпуская меня, помог встать и, повернувшись к Глэму, прокричал что-то непереводимое. Теперь Глэм и Ненси стояли с нами. Ненси смотрела на меня, подмигивая, что-то мне шептала, пока Глэм и Гай о чем-то базарили. Я ничего не поняла, а Гай обнимал одной рукой меня за талию, в другой держал сигарету. Он предложил и мне. На самом деле не очень-то удобно курить, когда тебя кто-то нежно обнимает, но я попробовала.

- Глэм сегодня угощает, - сказала Ненси.

Я затянулась, закашлявшись от незнакомого табака. Глэм и Гай хихикнули, а Ненси спросила:

- У вас, в России разве не курят травку, Ким? (Я сказала, что меня зовут Ким)

- Еще как, только я к ним не отношусь.

- Привыкай, твой приятель торгует дурью в школе, - объяснила она.

- Эй, кончайте базар, кто-то идет! - тихо проговорил Глэм.

Это был байкер. Косуха, бандана - все на месте. Он подошел к нам и сказал:

- Так, металлисты, вы мне че вчера обещали? - Парни кивнули.

Гай дал ему вытянутую тонкую штуку, похожую на капсулу и сказал:

- А ты какого черта продаешь траву тусовщикам? Решил через меня бизнес сделать? - тихо и вкрадчиво произнес Гай.

- Ладно, - лениво протянул байкер, - пусть те гробы не нашептывают, бай, - и ушел.

Гай отпустил меня. Он смотрел то на меня, то вслед уходящему байкеру:

- Я приду, кое-что уладить надо, - сказал он, поцеловав меня, - извини, Кими, - он пошел за байкером. Мы остались стоять, пронизываемые противным ветром. Было уже пол двенадцатого по нью-йоркскому времени. Я только сейчас поняла, как вляпалась, ведь родичи запретили мне вообще выходить из дома одной в нешкольное время. Глэму видно показалось, что я переживаю из-за Гая, и он сказал:

- Да не беспокойся ты, Гай задолжал одному кретину, щас он все устроит.

- Кто его третирует? - спросила я

- Э... знаешь, пусть он лучше сам тебе скажет: - наступила неловкая пауза, и я, чтобы замять ее, попросила Ненси и Глэма проводить меня.

Ночью, лежа в своей комнате, я думала, кто же избил Гая? Бедный Гай, какого черта он взялся за это дело. И все-таки как же я его люблю.

Я услышала грохот за окном и подошла к подоконнику. Гай открыл окно с той стороны и залез в комнату, он был весь в грязи. Я обняла его очень крепко, чувствуя, как он обнимает меня. Я спросила его, откуда он и в чем вообще дело, и он рассказал, что подрался с одним придурком, предки которого узнали, где он брал наркотик.

Лежа с ним в постели, я не доставала его дурацкими вопросами, типа: "что для тебя важнее... я или травка?" и все такое. В конце концов это я вторглась в их жизнь и не имею никакого права вмешиваться в уже сложившуюся ситуацию. Мы лежали рядом, его нога - крест накрест с моей, а моя голова под его рукой, и курили. Оказывается, он не был особенно популярен в школе и об его промыслах знало ограниченное количество людей. Он повернулся ко мне и лег на меня, целуя в губы, проводя рукой ниже к ногам и бедрам. Я, в свою очередь обняла его за шею. Гай начал раздевать меня, говоря, как сильно он меня хочет. Он снял с себя верхнюю одежду, оставшись в черной майке и полуспущенных брюках. На плече его была небольшая татуировка, в виде змеи, обвивающей кровавый крест. Он стянул с меня всю одежду, кроме колготок и лифчика. Тут бредовая идея пришла мне в голову - сфотографироваться с ним. Его это прикольнуло, как мне показалось и я, достав из черного маленького шкафчика мыльницу, предложила ему сесть на стул, а я должна была находиться у него между ног. Так мы и сделали. Потом мы нафотали еще пару пошлых снимков, где, например, я стояла на фоне стены, а он сзади или как я сижу на нем верхом. Нас это возбудило еще больше и теперь, он повалил меня на кровать, вскарабкиваясь сверху, Гай проникнул в меня. Я чувствовала его в себе, на себе, мы стали, как единое целое...

Я проснулась в объятиях Гая. После бурной ночи желание все же не угасло во мне. Было пол восьмого. Тут затрезвонил телефон, я взяла трубку. Голос Глэма встревожено проговорил:

Мне пришлось перейти в новую школу, поскольку там, после того как все, благодаря Степиной мамочке, Уле и Паше, узнали про наши недавние маленькие игрушки, доставали меня ежедневно до такой степени, что чуть ли не ревя, я возвращалась домой. Короче говоря, мне предстояла, как вы можете себе представить вся эта плесень с отмыванием репутации, во избежание дальнейших дисскусий на уже надоевшую мне по горло тему. Со Степочкой общались мы как нельзя дружески, — понятное дело, все следили за каждым нашим шагом относительно друг друга: Все еще спрашивали постоянно: «ты получила оргазм??? » или «ну, больше вы не кувыркались? » и т. д.

Дома меня ожидали с одной стороны новости похуже предыдущих. Стоило мне зайти в квартиру, я узнаю, что отец наконец-то получил визу в штаты, а значит, дальнейшая моя жизнь будет протекать в Нью-Йорке.

После долгих и нудных переездов, записываний в новую американскую школу, ознакомлений с небольшим, теперь нашим, домиком, я наконец легла спать, зная, что завтра будет НЕЧТО.

И так понятно, что новичков обычно недолюбливают, тем более, если ты русский, да еще попал в Америку, в достаточно скандальную старшую школу.

В тот первый день, я сидела в столовой, когда ко мне подсели два понтово одетых парня и телка.

Глэм, тот, что в черном капюшоне принялся рассказывать об ихних порядках.

— Вот, — говорил он, а я переводила про себя, — байкеры — весь день гоняют на своих дешевых мотоциклах, бензин — их талисман; пьют дерьмовое пиво, слушают бешеную музыку, курят марихуану, — полные кретины. Далее, ботаники, — он показал в другую сторону, — те, что задницы просидели за книгами, их наркотик — книги Тома Шузлера, музыка — звук загрузки компьютера, ну, полные уроды. А вот в том углу — тусовщики, — весь день гуляют с телками, слушают транс, техно… — Глэм рассказывал еще про кого-то, но я уже не помню наверняка.

— А есть такие как мы, — продолжал он, показывая на их троицу, — слушаем хэви метал, курим мальборо, иногда травку, не пренадлежим к дурацким клубам. Как мне повезло! Мои интересы прямо совпадали с ихними, кроме того, что я не курила травку. В общем, мы быстро нашли общий язык, но трепались в основном они, а я — внимала.

Другой чувак, Гай, бледный, как смерть, имел подстриженные под каре белые, словно снег, но в то же время чуть желтее его лица, волосы, обтянутые черной короткой шапочкой. И, наконец, темненькую подружку Глэма звали Ненси.

На следующий день, я решила не пойти в школу, уж больно ломало после драки с нигершей в процессе игры в баскетбол.

Около пол второго зашел Глэм, интересуясь, куда я делать, и рассказывая новости.

Мы сидели на лестнице перед дверью, когда Глэм жизнерадостно болтал, перекинув руку мне через плечо. Потом он слегка облакатился на меня, сказав, что для русской крестьянки я очень красивая. Мне это мало понравилось, но я не обиделась — чего требовать с американской молодежи знание русской культуры. Еще он сказал, что Гаю я очень понравилась.

Гай мне тоже жутко понравился, и постепенно я стала замечать за собой, что все чаше думаю о нем. Как-то, он слегка обнял меня, когда мы вчетвером стояли у школьных шкафчиков, сказав, что хочет пообщаться со мной наедине. Мне тоже этого хотелось… Ну, очень хотелось остаться с ним наедине. В нем безусловно был какой-то шарм, у него был такой приятный голос, такая обворожительная улыбка, и такое белое лицо.

Вечером, мы гуляли по улице, пока школа вспыхивала от очередной вечеринки, которую организовали тусовщики. Гай все время смотрел на меня, отчего мне становилось неловко. Эта граница между национальностями вроде как испарилась, но я все равно чувствовала себя как во сне на чужой планете и инопланетянами. Он почти всегда молчал, практически мне приходилось его о чем-то спрашивать. По-моему, его мало интересовало прошлое, он жил настоящим, только настоящим. Полурубашка-полусвитер с несколькими как бы швами на рукавах фиолетово-голубоватого света свободно моталась на нем, а кожаные штаны, все в складках, прямо пропорционально и очень близко следовали с моими ногами.

Дул ветер, и место это не внушало ничего хорошего. Тут я впервые обратила внимание на едва заметные небольшие синяки на его шеи и около виска. Наверное, он это заметил, и посмотрел на меня блестящими глазами. На его лице была улыбка. Мне было холодно, одета-то я была достаточно легко, и вдруг, не выдержав напряжения, я обняла его, прижавшись к нему всем телом. Он замкнул руки на моей талии и поцеловал в губы, Я чувствовала его язык во рту и как он обнимает меня, и мне стало теплей, я забыла, где мы находимся, забыла про ветер. Мы начали опускаться на один из памятников, но тут чей-то голос послышался совсем рядом. Глэм орал:

— Так и знал, что нельзя вас оставить наедине. Гай, не трахни новенькую, ты же наркодиллер!

Во мне дрогнуло что-то. То, что прокричал язвительный Глэм не изменило моего трепетного отношения к Гаю, просто внезапно нашедший испуг на секунду парализовал меня. Гай поднялся, не отпуская меня, помог встать и, повернувшись к Глэму, прокричал что-то непереводимое. Теперь Глэм и Ненси стояли с нами. Ненси смотрела на меня, подмигивая, что-то мне шептала, пока Глэм и Гай о чем-то базарили. Я ничего не поняла, а Гай обнимал одной рукой меня за талию, в другой держал сигарету. Он предложил и мне. На самом деле не очень-то удобно курить, когда тебя кто-то нежно обнимает, но я попробовала.

— Глэм сегодня угощает, — сказала Ненси.

Я затянулась, закашлявшись от незнакомого табака. Глэм и Гай хихикнули, а Ненси спросила:

— У вас, в России разве не курят травку, Ким? (Я сказала, что меня зовут Ким)

— Еще как, только я к ним не отношусь.

— Привыкай, твой приятель торгует дурью в школе, — объяснила она.

— Эй, кончайте базар, кто-то идет! — тихо проговорил Глэм.

Это был байкер. Косуха, бандана — все на месте. Он подошел к нам и сказал:

— Так, металлисты, вы мне че вчера обещали? — Парни кивнули.

Гай дал ему вытянутую тонкую штуку, похожую на капсулу и сказал:

— А ты какого черта продаешь траву тусовщикам? Решил через меня бизнес сделать? — тихо и вкрадчиво произнес Гай.

— Ладно, — лениво протянул байкер, — пусть те гробы не нашептывают, бай, — и ушел.

Гай отпустил меня. Он смотрел то на меня, то вслед уходящему байкеру:

— Я приду, кое-что уладить надо, — сказал он, поцеловав меня, — извини, Кими, — он пошел за байкером. Мы остались стоять, пронизываемые противным ветром. Было уже пол двенадцатого по нью-йоркскому времени. Я только сейчас поняла, как вляпалась, ведь родичи запретили мне вообще выходить из дома одной в нешкольное время. Глэму видно показалось, что я переживаю из-за Гая, и он сказал:

— Да не беспокойся ты, Гай задолжал одному кретину, щас он все устроит.

— Кто его третирует? — спросила я

— Э… знаешь, пусть он лучше сам тебе скажет: — наступила неловкая пауза, и я, чтобы замять ее, попросила Ненси и Глэма проводить меня.

Ночью, лежа в своей комнате, я думала, кто же избил Гая? Бедный Гай, какого черта он взялся за это дело. И все-таки как же я его люблю.

Я услышала грохот за окном и подошла к подоконнику. Гай открыл окно с той стороны и залез в комнату, он был весь в грязи. Я обняла его очень крепко, чувствуя, как он обнимает меня. Я спросила его, откуда он и в чем вообще дело, и он рассказал, что подрался с одним придурком, предки которого узнали, где он брал наркотик.

Лежа с ним в постели, я не доставала его дурацкими вопросами, типа: «что для тебя важнее… я или травка? » и все такое. В конце концов это я вторглась в их жизнь и не имею никакого права вмешиваться в уже сложившуюся ситуацию. Мы лежали рядом, его нога — крест накрест с моей, а моя голова под его рукой, и курили. Оказывается, он не был особенно популярен в школе и об его промыслах знало ограниченное количество людей. Он повернулся ко мне и лег на меня, целуя в губы, проводя рукой ниже к ногам и бедрам. Я, в свою очередь обняла его за шею. Гай начал раздевать меня, говоря, как сильно он меня хочет. Он снял с себя верхнюю одежду, оставшись в черной майке и полуспущенных брюках. На плече его была небольшая татуировка, в виде змеи, обвивающей кровавый крест. Он стянул с меня всю одежду, кроме колготок и лифчика. Тут бредовая идея пришла мне в голову — сфотографироваться с ним. Его это прикольнуло, как мне показалось и я, достав из черного маленького шкафчика мыльницу, предложила ему сесть на стул, а я должна была находиться у него между ног. Так мы и сделали. Потом мы нафотали еще пару пошлых снимков, где, например, я стояла на фоне стены, а он сзади или как я сижу на нем верхом. Нас это возбудило еще больше и теперь, он повалил меня на кровать, вскарабкиваясь сверху, Гай проникнул в меня. Я чувствовала его в себе, на себе, мы стали, как единое целое…

Я проснулась в объятиях Гая. После бурной ночи желание все же не угасло во мне. Было пол восьмого. Тут затрезвонил телефон, я взяла трубку. Голос Глэма встревожено проговорил:

— Гай у тебя

— А что?

— Приваливайте в школу, голубки, узнаете, — процедил мой собеседник. Я не успела ничего подумать, как рука Гая отняла у меня телефонную трубку, а его губы одновременно притиснулись к моим.

— Я не хочу никого видеть и слышать, кроме тебя, Кими, — сказал он.

Он начал трахать меня. Жизнь продолжалась прекрасно.

Мне пришлось перейти в новую школу, поскольку там, после того как все, благодаря Степиной мамочке, Уле и Паше, узнали про наши недавние маленькие игрушки, доставали меня ежедневно до такой степени, что чуть ли не ревя, я возвращалась домой. Короче говоря, мне предстояла, как вы можете себе представить вся эта плесень с отмыванием репутации, во избежание дальнейших дисскусий на уже надоевшую мне по горло тему. Со Степочкой общались мы как нельзя дружески, - понятное дело, все следили за каждым нашим шагом относительно друг друга: Все еще спрашивали постоянно: "ты получила оргазм???" или "ну, больше вы не кувыркались?" и т. д.

Дома меня ожидали с одной стороны новости похуже предыдущих. Стоило мне зайти в квартиру, я узнаю, что отец наконец-то получил визу в штаты, а значит, дальнейшая моя жизнь будет протекать в Нью-Йорке.

После долгих и нудных переездов, записываний в новую американскую школу, ознакомлений с небольшим, теперь нашим, домиком, я наконец легла спать, зная, что завтра будет НЕЧТО.

И так понятно, что новичков обычно недолюбливают, тем более, если ты русский, да еще попал в Америку, в достаточно скандальную старшую школу.

В тот первый день, я сидела в столовой, когда ко мне подсели два понтово одетых парня и телка.

Глэм, тот, что в черном капюшоне принялся рассказывать об ихних порядках.

- Вот, - говорил он, а я переводила про себя, - байкеры - весь день гоняют на своих дешевых мотоциклах, бензин - их талисман; пьют дерьмовое пиво, слушают бешеную музыку, курят марихуану, - полные кретины. Далее, ботаники, - он показал в другую сторону, - те, что задницы просидели за книгами, их наркотик - книги Тома Шузлера, музыка - звук загрузки компьютера, ну, полные уроды. А вот в том углу - тусовщики, - весь день гуляют с телками, слушают транс, техно... - Глэм рассказывал еще про кого-то, но я уже не помню наверняка.

- А есть такие как мы, - продолжал он, показывая на их троицу, - слушаем хэви метал, курим мальборо, иногда травку, не пренадлежим к дурацким клубам. Как мне повезло! Мои интересы прямо совпадали с ихними, кроме того, что я не курила травку. В общем, мы быстро нашли общий язык, но трепались в основном они, а я - внимала.

Другой чувак, Гай, бледный, как смерть, имел подстриженные под каре белые, словно снег, но в то же время чуть желтее его лица, волосы, обтянутые черной короткой шапочкой. И, наконец, темненькую подружку Глэма звали Ненси.

На следующий день, я решила не пойти в школу, уж больно ломало после драки с нигершей в процессе игры в баскетбол.

Около пол второго зашел Глэм, интересуясь, куда я делать, и рассказывая новости.

Мы сидели на лестнице перед дверью, когда Глэм жизнерадостно болтал, перекинув руку мне через плечо. Потом он слегка облакатился на меня, сказав, что для русской крестьянки я очень красивая. Мне это мало понравилось, но я не обиделась - чего требовать с американской молодежи знание русской культуры. Еще он сказал, что Гаю я очень понравилась.

Гай мне тоже жутко понравился, и постепенно я стала замечать за собой, что все чаше думаю о нем. Как-то, он слегка обнял меня, когда мы вчетвером стояли у школьных шкафчиков, сказав, что хочет пообщаться со мной наедине. Мне тоже этого хотелось... Ну, очень хотелось остаться с ним наедине. В нем безусловно был какой-то шарм, у него был такой приятный голос, такая обворожительная улыбка, и такое белое лицо.

Вечером, мы гуляли по улице, пока школа вспыхивала от очередной вечеринки, которую организовали тусовщики. Гай все время смотрел на меня, отчего мне становилось неловко. Эта граница между национальностями вроде как испарилась, но я все равно чувствовала себя как во сне на чужой планете и инопланетянами. Он почти всегда молчал, практически мне приходилось его о чем-то спрашивать. По-моему, его мало интересовало прошлое, он жил настоящим, только настоящим. Полурубашка-полусвитер с несколькими как бы швами на рукавах фиолетово-голубоватого света свободно моталась на нем, а кожаные штаны, все в складках, прямо пропорционально и очень близко следовали с моими ногами.

Дул ветер, и место это не внушало ничего хорошего. Тут я впервые обратила внимание на едва заметные небольшие синяки на его шеи и около виска. Наверное, он это заметил, и посмотрел на меня блестящими глазами. На его лице была улыбка. Мне было холодно, одета-то я была достаточно легко, и вдруг, не выдержав напряжения, я обняла его, прижавшись к нему всем телом. Он замкнул руки на моей талии и поцеловал в губы, Я чувствовала его язык во рту и как он обнимает меня, и мне стало теплей, я забыла, где мы находимся, забыла про ветер. Мы начали опускаться на один из памятников, но тут чей-то голос послышался совсем рядом. Глэм орал:

- Так и знал, что нельзя вас оставить наедине. Гай, не трахни новенькую, ты же наркодиллер!

Во мне дрогнуло что-то. То, что прокричал язвительный Глэм не изменило моего трепетного отношения к Гаю, просто внезапно нашедший испуг на секунду парализовал меня. Гай поднялся, не отпуская меня, помог встать и, повернувшись к Глэму, прокричал что-то непереводимое. Теперь Глэм и Ненси стояли с нами. Ненси смотрела на меня, подмигивая, что-то мне шептала, пока Глэм и Гай о чем-то базарили. Я ничего не поняла, а Гай обнимал одной рукой меня за талию, в другой держал сигарету. Он предложил и мне. На самом деле не очень-то удобно курить, когда тебя кто-то нежно обнимает, но я попробовала.

- Глэм сегодня угощает, - сказала Ненси.

Я затянулась, закашлявшись от незнакомого табака. Глэм и Гай хихикнули, а Ненси спросила:

- У вас, в России разве не курят травку, Ким? (Я сказала, что меня зовут Ким)

- Еще как, только я к ним не отношусь.

- Привыкай, твой приятель торгует дурью в школе, - объяснила она.

- Эй, кончайте базар, кто-то идет! - тихо проговорил Глэм.

Это был байкер. Косуха, бандана - все на месте. Он подошел к нам и сказал:

- Так, металлисты, вы мне че вчера обещали? - Парни кивнули.

Гай дал ему вытянутую тонкую штуку, похожую на капсулу и сказал:

- А ты какого черта продаешь траву тусовщикам? Решил через меня бизнес сделать? - тихо и вкрадчиво произнес Гай.

- Ладно, - лениво протянул байкер, - пусть те гробы не нашептывают, бай, - и ушел.

Гай отпустил меня. Он смотрел то на меня, то вслед уходящему байкеру:

- Я приду, кое-что уладить надо, - сказал он, поцеловав меня, - извини, Кими, - он пошел за байкером. Мы остались стоять, пронизываемые противным ветром. Было уже пол двенадцатого по нью-йоркскому времени. Я только сейчас поняла, как вляпалась, ведь родичи запретили мне вообще выходить из дома одной в нешкольное время. Глэму видно показалось, что я переживаю из-за Гая, и он сказал:

- Да не беспокойся ты, Гай задолжал одному кретину, щас он все устроит.

- Кто его третирует? - спросила я

- Э... знаешь, пусть он лучше сам тебе скажет: - наступила неловкая пауза, и я, чтобы замять ее, попросила Ненси и Глэма проводить меня.

Ночью, лежа в своей комнате, я думала, кто же избил Гая? Бедный Гай, какого черта он взялся за это дело. И все-таки как же я его люблю.

Я услышала грохот за окном и подошла к подоконнику. Гай открыл окно с той стороны и залез в комнату, он был весь в грязи. Я обняла его очень крепко, чувствуя, как он обнимает меня. Я спросила его, откуда он и в чем вообще дело, и он рассказал, что подрался с одним придурком, предки которого узнали, где он брал наркотик.

Лежа с ним в постели, я не доставала его дурацкими вопросами, типа: "что для тебя важнее... я или травка?" и все такое. В конце концов это я вторглась в их жизнь и не имею никакого права вмешиваться в уже сложившуюся ситуацию. Мы лежали рядом, его нога - крест накрест с моей, а моя голова под его рукой, и курили. Оказывается, он не был особенно популярен в школе и об его промыслах знало ограниченное количество людей. Он повернулся ко мне и лег на меня, целуя в губы, проводя рукой ниже к ногам и бедрам. Я, в свою очередь обняла его за шею. Гай начал раздевать меня, говоря, как сильно он меня хочет. Он снял с себя верхнюю одежду, оставшись в черной майке и полуспущенных брюках. На плече его была небольшая татуировка, в виде змеи, обвивающей кровавый крест. Он стянул с меня всю одежду, кроме колготок и лифчика. Тут бредовая идея пришла мне в голову - сфотографироваться с ним. Его это прикольнуло, как мне показалось и я, достав из черного маленького шкафчика мыльницу, предложила ему сесть на стул, а я должна была находиться у него между ног. Так мы и сделали. Потом мы нафотали еще пару пошлых снимков, где, например, я стояла на фоне стены, а он сзади или как я сижу на нем верхом. Нас это возбудило еще больше и теперь, он повалил меня на кровать, вскарабкиваясь сверху, Гай проникнул в меня. Я чувствовала его в себе, на себе, мы стали, как единое целое...

Я проснулась в объятиях Гая. После бурной ночи желание все же не угасло во мне. Было пол восьмого. Тут затрезвонил телефон, я взяла трубку. Голос Глэма встревожено проговорил:

- Гай у тебя

- А что?

- Приваливайте в школу, голубки, узнаете, - процедил мой собеседник. Я не успела ничего подумать, как рука Гая отняла у меня телефонную трубку, а его губы одновременно притиснулись к моим.

- Я не хочу никого видеть и слышать, кроме тебя, Кими, - сказал он.

Он начал трахать меня. Жизнь продолжалась прекрасно.

Разведка докладывает, что враг буквально в половине часа от нас. Гай собирает всех командиров, я давно спихнута с седла, чтобы не мешала, стою в сторонке, поглаживая вздыбленную шерсть Вина. Мы на вершине небольшого холма, посреди огромного пшеничного поля, иногда перемежающегося с участками зеленой травы. Холм с двух сторон обтекают дороги, Веннская и Варская, за спиной деревня. В который раз я восхищаюсь, насколько четко разворачивается легион, под повелительный рев труб и гром барабанов. Мне интересно, решаюсь подойти поближе, чтобы слышать, о чем говорят командиры.

- Алан, ты ставишь свою первую на правом фланге, по Веннской дороге, - командует Гай, указывая плетью, - ты, Тэрл, ставишь свою вторую сразу за ним. Третью штурмовую ты, Гордон, поставишь слева, перекроешь Варскую дорогу. Четвертая и пятая – держат центр. Расстояния между когортами сто ярдов, никакой фаланги, мы будем атаковать. Клавдий! Стрелометы, большие арбалеты, баллисты и скорпионы – между когортами, не снимай с повозок, пусть бьют с ходу. Конницу – за холм, спрятать. Учтите, парни, мы атакуем, никакой обороны не будет, обороной битвы не выигрывают. И помните, у нас два весомых преимущества. У нас есть тяжелые машины и конница, гаракцы наверняка не смогли перевезти это на кораблях, иначе бы солдаты просто не влезли на корабли. Го! Собери со всех когорт всех стрелков. Вообще всех. Арбалетчиков, лучников, пращников, спрячешь их в поле на левом фланге, возле Варской дороги. Битва решится на флангах, ребята! Центр они не прорвут, машины не дадут, поэтому только на флангах.

- Косая атака, командир? – усмехается Горт.

- Ты, старый волк, и ты, Рой, вы едете к своим центуриям, мне нужны толковые командиры для первого удара. Го! Ты меня понял? Я дам приказ, когда начать.

- А кто останется с тобой? – недовольно спросил Горт. – На тебе же весь легион, ты под аквилой.

- Со мной Кэл, - отрезает господин, - мне хватит. До моей атаки ничего не случится со мной. Если вопросов нет, пошли, ребята! Мы Двенадцатый Молниеносный, а легион всегда побеждает, помните об этом.

- Слава и честь! – гаркнуло множество глоток в ответ, и офицеры, торопя лошадей, разъехались.

Гай остался на холме в окружении ординарцев, посыльных, знаменосцев, под гордым легионским штандартом, под парящей в небесах аквилой, рядом целый ряд трубачей для передачи сигналов.

Очень скоро с двух сторон раздались незнакомые звуки труб, захрипели боевые рога, послышался слитный топот множества солдат. Вот они и показались, сразу по двум дорогам. В полном порядке, в белой форме, броне, с развевающимися знаменами, гаракцы появляются на обоих флангах, с двух дорог. Господин натянут, как струна, я чувствую это его напряжение.

- Пусть выйдут все и выстроятся, ни один не уйдет, - тихо говорит он, - ни одного не упущу. По всей провинции потом за ними гоняйся.

И гаракцы строятся напротив легиона, их разделяет около тысячи ярдов. Только сейчас я понимаю, насколько их больше, раза в два так точно. Но господин командует:

- Первая, пошла! Медленно, черепахой, вперед!

Жутко взревели трубы, передавая приказ, Вин возле моей ноги рычит от бешенства, он-то хорошо знает эти звуки. Качнулись вперед знамена, и когорта, закрывшись щитами, медленно двинулась вперед. Перед закрытыми щитами легионерами гордо, бесстрашно вышагивают мальчики-флейтисты в форме, им по десять-четырнадцать лет, не больше. Это как правило дети, выросшие в легионе, вся их жизнь с рождения прошла в нем, и это особый шик для них, вот так идти перед атакующей когортой, без доспехов, наигрывая призывные марши на флейтах и свирелях. Конечно, если что, они юркнут под щиты, но они так же знают, что успеют не все. Зато солдаты сразу относятся к ним, как к равным, без всякого превосходства. Из таких потом и вырастают самые отмороженные командиры, ну, кто доживет до этого. Барабаны задавали ритм, надрывались флейты, и когорта медленно, закрывшись со всех сторон щитами, даже сверху, двигалась вперед.

- Машины, работайте, - командует Гай, - когорты, вперед.

На врагов из тяжелых баллист, стрелометов, тяжелых станковых арбалетов, скорпионов обрушивается град стрел и камней, они бьют с повозок, которые медленно двигают вперед лошади. Наклонились знамена, взревели трубы, и когорты медленно тронулись вперед.

Тем временем первая уже врезалась во фланг врага и медленно, уверенно продавливала его, копья работали как заводные, упавшие бойцы мгновенно сменялись новыми, стена щитов была нерушима.

- Третья, пошла-пошла, быстрым шагом! – кричит Гай, трубы ревут, дублируя его приказ.

Правый фланг ускоряет шаг, центр уверенно движется вперед, засыпая врагов градом стрел и камней. В ответ тоже летят стрелы, но построенным черепахой когортам они причиняют мало вреда.

К Гаю подлетел Рой, весь в горячке боя, забрызганный кровью, с длинным тяжелым мечом в руке, который тоже весь в крови.

- Гай, я видел, как в четвертой упал штандарт манипулы Орвальда, - проорал он, - а его самого уже два раза сбивали с ног. Прикажи, я разверну центурию и пробьюсь к нему.

- Орвальд ранен? Убит? – спокойно спросил господин.

- Нет, он смог собрать людей, поднять штандарт и опять сражается.

- Не мешай мальчику становиться центурионом, - Гай отвернулся, - пусть работает.

Рой кивнул, поправил шлем рукой в перчатке, хлопнул коня мечом по боку и полетел назад, к своей центурии. Сражение только набирало ожесточение. В центре тяжелые машины прокладывали буквально просеки в рядах гаракцев, но они держатся, упорно раз за разом смыкают строй, первая когорта ожесточенно проламывает фланг, они не умеют останавливаться без приказа. Крутятся командиры на лошадях, их тяжелые кавалерийские мечи по рукоять в крови, некоторые уже спешены, раненые кони бьются и хрипят, их добивают.

Третья когорта на другом фланге двигалась уже почти бегом.

К господину подлетает на взмыленном коне вестовой.

- Командир, на третью вышел целый легион! – кричит он. – Он у них в резерве был, сейчас ребят растопчут.

Гай весь в безумии боя, он бледен, как смерть, играет своим легионом, как опытный дирижер управляет отлично слаженным оркестром.

- Го!!! Го!!! Пора! Третьей стоять на месте! – опять ревут трубы, передавая приказ.

Я вижу, как фигура Го, крутящаяся на коне, машет рукой. До меня даже доносятся команды. Впереди меня бушует битва. Крики, вопли, проклятия, ругательства, звон оружия, глухие звуки ударов, трубы, горны, барабаны, задающие ритм когортам, задорные мелодии флейт, стоны, все сразу. Я примерно представляю, как это происходит, не первый раз смотрю на такие сражения. Но насколько врагов больше, я от всей души их ненавижу, а при каждом упавшем нашем солдате у меня сердце обливается кровью. На нашу третью когорту движется легион в фаланге, ребятам не устоять, их слишком много. Но вот Го подкидывает в воздух пучок травы, чтобы определить ветер. До меня доносятся только обрывки команд, да и то, потому что их дублируют в шеренгах.

- Лучники, первая шеренга, встать! Дуга три пальца вверх! Поправка на ветер два ярда! Выстрел!

Из пшеничного поля встает длинная шеренга лучников, потом вторая, третья, четвертая.

- Вторая шеренга, встать! Дуга три пальца! Поправка на ветер! Навесом, разом. Выстрел!

А дальше из пшеницы встают и залегшие шеренги арбалетчиков, их тяжелые болты буквально сметают ряды противника, делая проломы в стене щитов, а туда немедленно влетают стрелы лучников. Го играет своими лучниками и арбалетчиками, как на музыкальном инструменте.

- Шестая шеренга, перезарядка! Седьмая, выстрел!

- Лучники, не спать, первые две бить прямо, поправка ярд, третья навесом. Дуга четыре пальца, поправка ярд! Выстрел!

И они останавливают легион. Нет, он не разбит, но все, он встал, закрылся щитами, ощетинился копьями, но он стоит, дальше вездесущая, разящая смерть. А стрелы и болты так и продолжают сыпаться на него. Гай удовлетворенно улыбается и отдает новую команду:

- Первой ударной, отойти влево, поддержать четвертую и пятую, атаковать центр. Вторая ударная, бегом, в копья, сменить первую и смять фланг!

И действительно, очень четко когорты смещаются, вторая ударная, еще не бывшая в бою, свежая, бегом, под щитами, сохраняя строй, бьет в проломленную брешь в обороне врага. Фланг гаракцев полностью расстроен.

- Наше время! Проломили-таки мои ребятки, дали мне место для удара, – он в полном восторге, глаза горят, господин взлетает на боевого коня, надевает и застегивает под подбородком шлем. Возле него крутится взбешенный заранее Вин, шерсть дыбом, клыки сверкают, слюна до земли.

- Аквилу вперед! Атака! – и тут же ревут трубы.

Грохот конницы оглушает, когда она вылетает из-за холма и обрушивается на беззащитный уже фланг гаракцев. Чудовищный разбег и страшный удар копьями сдержать нельзя, и гаракцы сначала отступают, а потом бегут. Все, начался разгром, когда легионы врага побежали. Тысячи убитых, сотни пленных, их сгоняют в одно стадо, быстро вяжут. Конница лютует в тылу врага, когорты опрокинули противника на всех направлениях. Что со мной происходит, я не знаю. Я ору, как сумасшедшая, аплодирую, смеюсь и плачу, свищу сквозь пальцы. Великолепная победа, страшный разгром. И это победа моего Гая, его таланта и его легиона.

После битвы собирают своих раненых, чужих – не всех. Например, я вижу, как пожилой, суровый легионер переворачивает ногой ворочающегося на земле гаракца, который, придерживая рукой кишки из развороченного живота, пытается куда-то спрятаться.

- Куда ты ползешь? – участливо спрашивает легионер. – Гарак в другой стороне.

И быстрый удар копьем в голову. Тяжелораненых гаракцев добивают, легких – сгоняют ко всем остальным пленным.

К своему командиру съезжаются командиры когорт, каждого он обнимает и благодарит. Кое-кто ранен, из-под неумело наложенных повязок сочится кровь. Вообще, кровью забрызганы все, все рубились наравне со своими солдатами. Но все ржут, как кони, все переживают эту оглушительную победу, полный разгром противника, они наполнены этим яростным восторгом.

- Много потеряли? - спрашивает господин.

- Сотен пять, так точно, - мрачно отвечает Горт, - и раненых втрое.

- Вечная слава, - так же мрачнеет господин, - организуй все с похоронами. Раненых – в Венну. Пленных отсортировать, список – мне немедленно. Интересуют их офицеры, в основном.

- Тэрл, - обращается господин к командиру второй ударной, - ты знаешь, наши дочери в плену, и Яна и Ула. Пусть парни здесь закончат, а у нас с тобой есть еще дела.

Тэрл, здоровенный детина, похожий на тролля, кивает головой и вздыхает.

- Ты знаешь, Гай, дочка для отца… Эх, чего там говорить…

- Го! – кричит господин. – Мне сто пятьдесят арбалетчиков и столько же лучников в сопровождение, ты тоже мне будешь нужен. Тэрл, мы берем конницу и выступаем прямо сейчас. Дочек надо спасать.

- Вот список пленных офицеров, командир, - подъехавший Горт протянул господину свиток, - удачи вам.

- Старый волк, пригляди тут… Пленных отгоните в Венну, а легион через пару часов должен выйти на Вар.

Я робко подхожу к его коню, трогаю за ногу. Он улыбается, вздергивает меня в седло, жадно целует. Его глаза смеются, он весь переполнен победой, торжеством, адреналином.

- Как-то так, моя девочка. Мы – Двенадцатый, мы сражаемся и всегда побеждаем. – его рука в кожаной перчатке в крови, доспехи тоже забрызганы кровью. Рубился наверняка в первом ряду. Целую эту руку.

- Это ты побеждаешь, мой Гай, - шепчу я, тянусь к его губам.

А рядом гомонят возбужденные, переполненные победой командиры.

- Трех офицеров зарубил, а сколько солдат стоптал конем и достал копьем, даже не знаю… много…

- Ну, они когда побежали, я и командую ребятам, копьями бей, потом за мечи…

- А у меня вся охрана погибла, ну когда мы в первый раз ломили на фланг, я уже думаю, все, конец…

- Смотрю, эта сволочь норовит копьем моего раненого солдата добить, я его и ударил с седла, до пояса просек, я дерг-дерг, а меч застрял, пришлось бросить… Копье мне подали мои… А меч так под руку был, надо бы найти…

- А я смотрю, стоят-то они стоят, но минимум центурию выделили, обходят наших лучников на поле. Послал я гонца к Го, он и развернул три шеренги на них, выкосили скотов знатно…

Тем временем колонны конницы, лучников и арбалетчиков уже выстроены. До Вара недалеко. Господин горячит коня, рядом крутится Вин.

- Го! Я вперед, ты поторопи парней, самым скорым маршем – на Вар, - командует он, - вы мне там понадобитесь. Пошли!