Инцест рассказ каба

Искрилась электрической зыбью. — Можешь начинать, — промолвил жрец. И Равашоль начал свой рассказ о работе с адептом Хромом и участии в проекте «Каба», о своем мастерстве настройки индоктринирующих пластин и обнаружении разума у машины Каба, что противоречило запрету Императора. Следует отдать должное жрецу, он не стал насмехаться над историей об адепте Хроме, поставившем выше всего свой авторитет и отринувшем лояльность Императору. Но Равашоль чувствовал скепсис жреца, несмотря на полное отсутствие у последнего человеческих черт. Затем адепт поведал о противоборстве с протекторами Механикум и машине Каба, уничтожившей их без приказа. Наконец техножрец выслушал рассказ о бегстве через пол-Марса к Базилике Благословенного Алгоритма. — Что мне делать? — спросил Равашоль. — Ты поведал интересную историю, — начал жрец, — поднимающую вопрос, издавна мучивший Механикум. Насколько я могу судить по степени вырождения твоей плоти, тебя еще и на свете не было, когда Император подписал мир с Марсом, правда? — Правда, — кивнул Равашоль. — Я родился сто лет назад в поселениях горы Террават. — Из этого следует, что ты знаешь о прибытии Императора на Марс, но не понимаешь самой сути произошедшего тогда. — Техножрец достал из-под полы струящейся мантии моток серебристого кабеля и воткнул его в разъем на стене. Сфера на черной лошадиной голове замерцала и замигала, пока храмовая информация поступала в мозг. — Император объявился на Терре, когда лишь только замышлял свой Великий крестовый поход. Испокон веков мы страшно воевали с терранами. Невежественные племена, населявшие голубую планету, сидели на обломках древних технологий, ничего в них не смысля и даже не надеясь воспользоваться ими когда-нибудь. Механикум же, напротив, удалось обуздать ярый хаос Древней Ночи, нашим вождям было известно: для того чтобы вернуть человечеству его законное место повелителей Галактики, нам потребуются технологии древней Земли. — Мне это известно, — перебил Равашоль. — Я загружал историю этого периода из баз данных. — Ничего тебе не известно! — резко оборвал его жрец, и адепт спасовал перед гневом храмовника. — Ты заливал себе в подкорку сухие даты и факты, а я был живым свидетелем тех дней и стоял на вершине горы Олимп, когда на поверхность Марса ступила нога Императора — первого терранина за пять тысяч лет. Только вообрази себе этот промежуток времени, адепт Равашоль! Ты можешь представить, сколько секретов можно потерять и снова открыть за пять тысяч лет? — Нет, — согласился Равашоль. — Нет, — подтвердил техножрец. — А я прекрасно помню, как Император преклонил колени перед генерал-фабрикатором. Когда они приветствовали друг друга, я ясно видел пламень, горевший в Императоре, хоть между нами и пролегло тысяча двести тридцать шесть метров. Я видел, что это ученый человек, решавший задачи на основании эмпирических данных, человек, уже постигший тайны технологий, перед которыми не одно столетие пасовали величайшие умы Марса. Мы, повелители технологий, были карликами по сравнению с этим

Этого ужасного Вертунова, начнем скорее наш следующий номер.VI ГОНГДиректор. Жонглер-филиппинец! Имя у него тоже филиппинское! Зовут его Ам гам глам Каба лаба Саба лаба Самба гиб чип либ Чики кики Кюки люки Чух шух Сдугр пугр Оф оф Прр. Эй, музыка!Играет музыка. Директор стоит в ожидании. На сцену выходит вместо жонглера Вертунов.Директор (в ужасе). Опять Вертунов!Музыка замолкает.Вертунов. Дозвольте выступить…Директор. Я не могу вас выпустить, потому что сейчас выступает Ам гам глам Каба лаба Саба лаба Самба гиб чип либ Чики кики Кюки люки Чух шух Сдугр пугр Оф оф Прр.Вертунов. А вы сейчас выпустите меня, а потом пусть выступает Ам гам глам Каба лаба Саба лаба Самба гиб чип либ Чики кики Кюки люки Чух шух Сдугр пугр Оф оф Прр.Директор. Нет, говорят вам. Сейчас выступит Ам гам глам Каба лаба Саба лаба Самба гиб чип либ Чики кики Кюки люки Чух шух Сдугр пугр Оф оф Прр. Эй, музыка!Директор гонит Вертунова. Оба уходят. На сцену выходит жонглер. Номер. Заканчивается номер, жонглер бросает на воздух большой шар. Шар на воздухе раскалывается и из него на парашюте спускается клоун с букетом в руке.Клоун. Браво, браво! Очень хорошо! Ыыыыыыы!Выходит директор.Клоун протягивает букет жонглеру. Тот хочет взять букет, но клоун поворачивается к нему спиной и протягивает букет директору.Директор. Это что?Клоун. Это букет.Директор. Это кому?Клоун. Это вам.Директор. Это от кого?Клоун. Это от меня, а это (ударяет директора букетом) от публики. Ыыыыыыы!Директор. Ах, мошенник! Грабитель! Нахал! Убью! Руки-ноги обломаю!Музыка играет. Директор наскакивает на клоуна. Клоун на парашюте взлетает наверх. Музыка смолкает.Директор (оставшись один). Какой нахал.VIIГОНГДиректор. Следующим номером нашей программы ужасный силач Парамон Огурцов. Одной рукой может поднять семьдесят пять кило картошки. Однажды он сидел на табуретке в саду и ел порцию мороженого с вафлями. День был жаркий. Пели птицы и жужжали пчелы. Вдруг Парамона Огурцова укусил за ногу муравей. Парамон Огурцов вскочил, рассердился и со всего размаху ударил кулаком по табуретке. И табуретка исчезла. И только год спустя, когда в этом месте рыли колодец, нашли исчезнувшую табуретку под землей на глубине четырех с половиной метров. Вот с какой силой ударил по табуретке Парамон Огурцов! А вот и он сам.Выходит силач и под музыку шагает вокруг сцены. Силач подходит к директору. Из-за силача выходит Вертунов.Директор. О-ох! (Падает. Музыка смолкает).Вертунов. Позвольте выступить. Умею слегка увеличиваться в росте.Директор (наскакивая). Выступить? О! Пожалуйста! Становитесь вот сюда! Выступайте! Увеличивайтесь в росте! Ха-ха-ха! (Демонически хохочет).Вертунов становится на указанное место лицом к публике. Директор что-то говорит силачу. Тот подходит и сзади ударяет Вертунова по голове. Вертунов проваливается. Играет музыка.Директор. Ура! Ура! Провалился под землю! Ура! Больше нет Вертунова! Ура! (Директор приплясывает под музыку. Силач показывает свой номер).Директор. А теперь антракт минут на десять для установки аквариума.Потом опускается занавес.Конец первого отделения.Антракт.II отделениеИграет музыка. Выходит директор. Кланяется. Музыка смолкает.Директор. Ну вот. Начинаем наше второе

Руки, которую еще в шестнадцать лет заменила бионическая. Но мысли упрямо возвращались к машине Каба, и Равашоль с виноватым видом отвернулся от искалеченного преторианца и отправился вон из мастерской в стальные коридоры храма-кузницы. Адепт понимал, что эта отлучка будет ему стоить очередной двойной смены, но все-таки решил, что время, проведенное в обществе машины Каба, того стоит. Равашоль без ложной скромности высоко оценивал свое знание роботов и их программирования, но тот, кто был автором кода на индоктринирующих пластинах, определявших системы машины Каба, стоял на голову выше его. Вряд ли это был адепт Хром, который, несмотря на все его достоинства в других сферах, никогда не проявлял интереса к интегрированному сознанию боевых машин. Коридоры храма-кузницы были слабо освещены: люминосферы над головой светились ровно настолько, чтобы скрадывать ощущение времени. О каком бы времени суток вам ни напоминал собственный организм, все равно не угадаешь точно. Однако для карьерного роста в Механикум различение дня и ночи совсем не обязательно. Кран-балки и толстые жгуты кабелей вперемежку с трубами украшали стены коридоров, по которым в обе стороны живо сновали многочисленные сервиторы, колесные, гусеничные и паукообразные роботы-курьеры. Равашоль кивнул проходившим мимо адептам в мантиях, не обращая внимания на их взгляды, полные сочувствия (отвращения?) к живой плоти его лица и рук. Некоторые из этих адептов жили тут столетиями, удлиняя свой век аугметикой, благословением Омниссии — Бога-Машины марсианского жречества. Минуя адептов, Равашоль отмечал про себя, какого благословения удостоен каждый из них, и поклялся, что в один прекрасный день он тоже будет удостоен такой благодати, даром что сам Император выражал общеизвестную неприязнь к вещам подобного рода. Равашоль прошел мимо Храма Бесфрикционного Поршня, где адепт Эристо совершенствовал технологии Индонезийского блока, разграбленного сто лет назад во время войны между Марсом и Террой. Жужжание механических молитв лилось из Усыпальницы Велрерска, где нескончаемые ряды одетых в красные мантии адептов в унисон били поклоны хромированной статуе давно почившего первооткрывателя керамитового пресса СШК. Равашоль уважительно поклонился в сторону кумирни, прежде чем пройти в наиболее охраняемую часть храма-кузницы. Святилище, где производилась секретная работа, караулили серебристокожие скитарии в красных плащах и блестящих, бионически подключенных к телам панцирях, что делало этих солдат более сильными и выносливыми. — Я пришел поработать с машиной Каба, — заявил адепт привратнику перед грандиозной стальной дверью, которую сторожили двадцать скитариев и парочка мощных огневых точек. Сначала Равашоля поражало исключительное количество охраны в этой части храма, но позднее, узнав, что находится внутри, он перестал удивляться. — Генно-механический ключ, — протянул левую руку солдат. — Да-да, — подал ему свою Равашоль. — Такое впечатление, будто последние полгода я не появлялся тут чуть ли не каждый день. Скитарий ничего не ответил. Но они вообще говорят редко. Адепт подумал: а может, у этого человека в свое время удалили не только чувство страха, но и чувство юмора? Равашоль ощутил легкий дискомфорт,

Когда механодендриты солдата проникли в его ладонь и дальше — в костный мозг. В глазах скитария зажглись янтарные огоньки, пока пытливые усики считывали машинные коды адепта и брали образцы генетического материала. — Личность подтверждена, — заявил солдат и махнул своим воинам. Над дверью загорелась красная лампа. Равашолю это показалось уж слишком наигранным, он отступил в сторону, пока медленно открывалась массивная дверь на колоссальных подшипниках. Ее трехметровой толщины створки могли выдержать всё, кроме, пожалуй, орбитальной бомбардировки. Хотя Равашоль только недавно начал понимать, к чему такие предосторожности с машиной Каба. Адепт вошел в храм и оказался в широком коридоре с закругленными стенами. Коридор вел в сводчатый зал, от которого расходились еще несколько коридоров, похожих на этот, — ярко освещенных и стерильных. Зал ломился от техноматов, калькулюслогов и адептов, шелестевших мантиями за своими операторскими местами, — каждый из них работал над одним из параметров машины Каба. Пройдя через зал, Равашоль усмехнулся и вошел в туннель прямо перед собой. Миновав очередной ряд дверей на генно-механических замках, адепт наконец попал в храм машины. В отличие от предыдущего зала-вестибюля, техников тут не наблюдалось, ведь на самом деле мало кто из них имел доступ в эту часть лабораторий. Лицом к лицу Паллант встретил квартет боевых сервиторов, а их жуткое оружие истребления зажужжало, поймав адепта в прицел. Четырехствольные пушки на турелях, конверсионные излучатели и энергетические «когти» — и все это усилено смертоносной скоростью. — Имя! — прогремел ближайший сервитор все еще человеческим голосом, но уже лишенным эмоций и жизни. — Адепт третьего класса Паллант Равашоль. Пока адепт говорил, визуальные и звуковые сканеры протоколировали его голос, массу, отличительные черты и биометрические характеристики. Только после этого охрана смирилась с его присутствием и опустила оружие. Равашоль понимал, что ему нечего бояться этих боевых сервиторов, так как он сам разрабатывал процедуру автономной защиты, но все равно при виде их стволов приходилось подавлять в себе дрожь. Если бы хоть один протокол дал сбой, от Палланта осталось бы сейчас мокрое место. Адепт прошел мимо боевых сервиторов, похлопал плавно вращавшийся ствол пушки и взглянул на машину Каба с уже знакомой смесью волнения и трепета, возраставших с каждым шагом. Недвижимая, машина располагалась в дальнем конце комнаты: монтаж гусеничного шасси для ее шарообразного бронированного корпуса еще не был завершен. В диаметре Каба достигал шести метров, а в высоту — все десять, хотя лишний метр добавляли высокие наплечники, защищавшие уязвимые суставы конечностей. Одну из «рук» в избытке украшали реактивные снаряды, а другую — устрашающий энергетический «коготь» и пила, способная разделаться с бронированной переборкой звездолета. Вокруг Кабы возвышались леса: оружейники адепта Лаану хорошо поработали за последние пару дней, установив на гибкие металлические щупальца тьму-тьмущую смертоубийственных плазменных и лазерных излучателей. Сенсорный набор машины расположился за тремя выпуклыми блистерами в передней части корпуса. Оранжевый глаз, слабо светящийся за их прозрачной поверхностью,

Мне кажется, Каба обрел разум. Он ожидал услышать какую-нибудь реакцию на свои слова: гневное восклицание, удивление, неверие — хоть что-то, но адепт Хром просто стоял, глядя на Равашоля красными огоньками. — Мой повелитель? — спросил Равашоль. — Вы меня слышали? — Да, — ответил Хром. — Я знаю об этом. — Знаете? — повторил неожиданно разочарованный Равашоль, поняв, что это откровение было таким лишь для него самого. — Я не понимаю. — И не должен, — заявил Хром. Его ужасная пила снова скрылась из виду. — Проект «Каба» — результат совместной работы величайших умов Марса по созданию мыслящей машины. — Мыслящей машины? — выдохнул Равашоль. Он хоть и общался с Кабой уже не одну неделю, но мысль о том, что разум машины — продукт плановой разработки, оставалась слишком невероятной. — Кому ты еще об этом рассказал, адепт Равашоль? — Никому, мой повелитель. Мысль о том, чтобы сперва заручиться вашей поддержкой, мне показалась благоразумной. — Ты мудро поступил, — ответил Хром, и Равашоль приободрился. — Настали сомнительные времена, и кое-кто не видит нужды в том, чем мы занимаемся. — Да, — кивнул Равашоль. — Я как раз хотел спросить об этом. Разве не существует, ну, запрета на проведение таких исследований? Разве законом это не возбраняется? — Запрет? Закон? — презрительно ухмыльнулся Хром. — Нам что-то возбраняется? В каких технологиях можно отказать Механикум? Нам будут указывать те, кто должен благодарить нас за оружие войны да оснащение своих флотов? У Равашоля по спине пробежал холодок, когда устами Хрома было озвучено едва ли не признание в мятеже. Ведь создание искусственного интеллекта находилось под запретом самого Императора. — Эти машины — следующий этап эволюции, адепт Равашоль, — продолжал Хром. — Кому, как не тебе, это понимать? Твоя работа с индоктринирующими пластинами несравненна, но даже твои роботы ограничены параметрами, заложенными в них тобой. Машины же, способные мыслить, откроют новую эпоху механического совершенствования. И тогда нам не придется зависеть от своей плоти, хрупкой и недолговременной. Равашоля заразил непреклонный энтузиазм Хрома, и он проговорил: — Так, значит, Император наконец-то одобрил стремление Механикум к этим технологиям? Воистину великий день настал! Полированные металлические пальцы Хрома потянулись к Равашолю и крепко схватили его за плечо. — Нет, юный адепт, нашу работу одобрил не Император. — А кто же? — не сдержался Равашоль, в котором любознательность перевесила чувство страха. — Магистр войны, — триумфально заявил Хром. — Наш покровитель — сам Воитель Хорус. — Как самочувствие? Равашоль понимал, что ему не следует находиться рядом с машиной Каба, но врожденное любопытство не давало ему забыть о запретном создании ни на минуту. Хотя уже один только вид этого сеятеля смерти убеждал адепта в правильности своего решения. Что бы там Хром ни рассказывал о Кабе и будущем скачке в развитии робототехники, Равашоль не мог игнорировать

Корчились протекторы, которых косило ураганным огнем. Бойцы истекали кровью и теряли куски плоти и механизмов. Пара секунд — и все прекратилось. Шесть протекторов были низведены до кучки дымящейся рваной плоти и покореженного металла. Равашоль упал на колени. Его вырвало от мерзкой вони паленого мяса. Каким бы отвратным ни было зрелище искалеченных трупов, адепт никак не мог оторвать глаз от увечных тел и понять, как можно было всех уничтожить за такой короткий промежуток времени. Наконец сквозь звон в ушах прорвался свист замедляющегося вращения стволов высокоскоростных пушек. Равашоль поднял глаза и увидел яркий свет под сенсорными блистерами машины Кабы и голубой дымок, змеившийся из стволов, смонтированных на металлических щупальцах. Пораженный, он перевел взгляд с трупов на Кабу и обратно. — Что ты натворил? — в ужасе спросил Равашоль. — О, всеблагая блаженная Мать Исчислений, что ты натворил?! — Они собирались убить тебя, — ответила машина. Равашоль встал и сделал неуверенный шаг, не желая приближаться к залитой кровью части комнаты, где погибли протекторы. Каба втянул свое оружие в корпус, пока Равашоль переводил дух и его сердце постепенно успокаивалось. — Ты убил их. — Казалось, адепт все никак не хотел верить своим глазам. — Ты убил их всех. — Да, — согласилась машина. — Они собирались убить моего друга, поэтому стали моими врагами. Я принял меры по их нейтрализации. — Нейтрализации, — выдохнул Равашоль. — Это слабо сказано. Ты их… искоренил. — Нейтрализовал, — уточнила машина. Равашоль пытался понять логику произошедшего. Каба только что убил протекторов Механикум по собственной воле, и последствия его решения фатальны. Без приказа человека машина убила людей… И хотя действия Кабы спасли жизнь Равашолю, адепт ужаснулся содеянному. Что еще ему — не сдерживаемому совестью и ответственностью, характерными для всех машин Механикум, — взбредет в голову? Обходя лужи крови, он попятился от Кабы, вдруг испугавшись его убийственных наклонностей. Адепт пробирался к боевым сервиторам, до сих пор стоящим на карауле возле входа. — Что ты делаешь, Паллант? — поинтересовалась машина. — Мне нужно убраться отсюда, — ответил Равашоль. — Очень скоро Хром заметит, что его протекторы не выполнили приказ, и он пошлет за мной новых. — Ты уходишь? — Я должен, — объяснил адепт, переходя от сервитора к сервитору. Он вскрывал им черепа и менял индоктринирующие пластины на те, что хранил вместе с инструментами в поясной сумке. На каждой пластине были записаны персонализированные боевые подпрограммы. Он сам их разработал, приговаривая всех обладающих ими сервиторов к рабству и безоговорочному подчинению своему голосу. После замены пластин сервиторы поворачивались лицом к нему в ожидании приказов. — Куда ты уходишь? — поинтересовался Каба, и Равашоль расслышал неподдельное переживание в синтезированном голосе — детский страх быть покинутым. — Не знаю, — сознался Равашоль. — Но мне нужно выбраться отсюда. Может быть, я попрошу убежища в храме какого-нибудь