Знакомства петропавловский район

Многие другие партизаны, в партии не состоявшие, но не мыслившие своего существования без Советской власти, охотно вошли в отряд по предложению Зябрева и Лазарева, взявших их из народного ополчения. После того как в гарнизон подземной крепости влились остатки роты моряков Петропавловского, Лазарев сам проверил каждого прибывшего, подолгу беседуя с ним с глазу на глаз.Весь отряд был приведен к партизанской присяге. Каждый скреплял своей личной подписью клятвенное обещание мстить врагу и не щадить сил и жизни для победы народа над захватчиками.Начальником штаба стал теперь старший лейтенант Александр Николаевич Петропавловский. Кадровый военный – «военная косточка», говорили про него партизаны, – он сумел быстро перевести всю жизнь подземной крепости на подлинно армейскую, фронтовую колею. Он объяснил командованию, что из тактических соображений надо сократить и строжайшим образом ограничить район, занимаемый партизанским отрядом под землей. Новый начальник штаба составил точную карту этого района. Вместе с Жученковым, который отлично знал каждый уголок каменоломни, Петропавловский, держа компас и планшетку в руках, обошел все три горизонта, составляя по азимуту точный и подробный план галерей, который он потом нанес на общую карту.Были установлены точки постов, места расположения ударных групп и станковых пулеметов. Пулеметы располагались таким образом, что их можно было в случае нужды самым кратчайшим путем перебросить из одного сектора в другой. По предложению Петропавловского внутренний район каменоломен, занятый партизанами, обнесли подземными, специально построенными стенками из ракушечника. Стенки теперь преграждали доступ во все коридоры, которые вели с поверхности в глубь земли. Для того чтобы выйти в верхние галереи на разведку, надо было вынуть определенный, заранее намеченный камень из стены. Кроме того, стены были замаскированы. Извлекать камень, заложенный в проходе заградительной стенки, надо было очень осторожно. За этим каждый раз наблюдал сам Жученков.От разведчиков Петропавловский требовал сведений точных, не допуская лишних разговоров при сдаче рапортов. Володя на первых порах даже невзлюбил нового начальника, когда тот выставил его из штаба, куда мальчики вошли не спросясь. Но теперь и сам Володя и его юные разведчики, выполняя какое-нибудь задание начальника штаба, рапортовали ему раз от разу все короче и точнее. Они уже не болтали руками при этом, а смирно стояли на месте, и Петропавловский был доволен, что ребята хорошо усвоили заведенный в подземной

Засел отряд. Стоявшие на постах охранения верхнего яруса слышали, как над их головами немцы бурят поверхность каменоломен, чтобы заложить взрывчатку и поднять в воздух «крышу» подземной крепости. Но от этих взрывов происходили лишь частичные обвалы, не причинявшие большого ущерба партизанам. Однако надо было все время держаться настороже, готовить себя к любой неожиданности.Лазарев запретил подходить к шурфам и штольням, которые вели наверх. Туда ходили только разведчики Шустов, Важенин, Макаров.Важенин и Макаров так сдружились под землей, что стали совершенно неразлучными и все делали вместе, сообща: отдыхали, дежурили, обедали, ходили наверх. Важенин был комсомолец. Он пришел в партизанский отряд из истребительного батальона, который был собран в Камыш-Буруне. Батальон этот прославился тем, что захватил в плен двух фашистских летчиков, которые выбросились на парашютах с подбитого немецкого самолета и пытались уплыть в море на резиновой лодке. В этом деле и отличился Влас Важенин. Веселый, находчивый, прямодушный парень, Важенин был желанным гостем на любом горизонте крепости. «Авторитетный комсомолец», – говорили о нем молодые партизаны. «Власок, ласковый телок», – подшучивали пожилые, намекая на излишнюю полноту Важенина, служившую предметом постоянных шуток.Николай Макаров был более чем вдвое старше Важенина. Очень подвижный, узкоплечий, с суховатым морщинистым лицом, острый на язык, но очень незлобивый, он обладал почти таинственной способностью неожиданно и беззвучно появляться сразу, чуть ли не одновременно, в самых разных уголках подземелья. Только что его видели возле штаба, а через мгновение он уже звонил по телефону с одного из далеких постов, а спустя еще несколько минут дядя Яша, собиравшийся посылать ему обед на пост, вздрагивал, слыша за своей спиной его голос в камбузе. Макаров был необыкновенно гибок и быстр в движениях. До войны он работал в уголовном розыске и теперь любил говорить, что умение двигаться бесшумно и быстро, как кошка, осталось у него от этой работы.Он и других партизан научил особому шагу разведчиков. Макаров ступая не на полную ступню, а сперва на каблук, мягко затем перекатывая ногу на носок. И шаг у него был действительно совершенно неслышный. Однажды он увидел, что Петропавловский, желая уточнить какое-то показавшееся ему сомнительным место на карте, отправился в опасный район каменоломен. Макаров счел долгом сопровождать начальника штаба. Но он знал, что Петропавловский не любит этого,

Крепости порядок.Пионеры обычно несли поочередно дежурство у телефона в штабе. Однажды Петропавловский, застав в штабе дежурившего там Володю, подсел к нему и, пользуясь свободной минутой, завел разговор с мальчиком, к которому он давно уже внимательно приглядывался.– А я сперва, Володя, думал, что Иван Захарович, пулеметчик наш, твой отец: очень уж он о тебе заботится.– Он мне двоюродный дядя, – отвечал Володя. – А с Ваней мы всю жизнь дружим. С детства.– А где отец твой?– Он у меня моряк. Теперь на Черноморском флоте.– А мать есть?У Володи потемнело лицо и так дернулись брови над опустившимися внезапно только что горделиво блестевшими глазами, что Петропавловский невольно подсел ближе и положил Володе руку на плечо.– Не знаю я, товарищ Петропавловский, – очень тихо сказал Володя. – Надеюсь, что жива. А как она там, кто знает…– Ничего, будем надеяться, что все обойдется, – успокоил его Петропавловский. – Нам тут, под землей, не сладко, да и там, конечно, теперь жить у фашистов под началом радости мало. У меня, дружок, тоже мать одна осталась… в Ленинграде.Потом стали вспоминать Керчь, куда Петропавловский приехал из Севастополя в первый же месяц войны. Петропавловский рассказал, как однажды, в ночь на 28 октября, после первой бомбежки он был дежурным по керченскому гарнизону и находился в комендатуре. В Керчи объявили воздушную тревогу. Начался налет, в комендатуру прибежал милиционер и сообщил, что с Митридата кто-то дает сигналы врагу. Петропавловский вместе с патрулем отправился к Митридату и увидел, что на склоне его действительно появляются через равные промежутки времени вспышки белого и красного света. Потом замигали сигналы по азбуке Морзе. Петропавловский хорошо разбирался в морзянке. Он попытался прочесть сигналы, но понял, что они шифрованные. Вместе с патрульными он бросился туда, где вспыхивали сигналы. Однако предатель успел убежать, оставив на месте сигнальный аппарат.– Хорошо, что вовремя мы это дело обнаружили, – рассказывал Петропавловский, – а то натворили бы нам в эту ночь… Мерзавец, видимо, знал, что у нас в порту тогда имелось. Не успел все-таки свое подлое дело до конца довести. А кто первый заметил, знаешь? Один из ваших пионеров. У вас в Керчи, по-видимому, ребята молодцы. Мне потом милиционер из патруля ПВО сказал, что прибежал

К нему какой-то паренек, запыхался весь и говорит: «На Митридате кто-то фашистам сигналы подает. Честное, говорит, пионерское!» Мне милиционер тогда даже и фамилию сказал пионера того. Может быть, и ты знаешь… Погоди. Оглоблин, что ли… Нет. Колодин, кажется.– А может, Дубинин? – спросил, глядя прямо в глаза начальнику штаба, Володя.– Стоп! Дай сообразить… Это что же получается? Ну и память у меня стала! – воскликнул Петропавловский и смущенно уставился на Володю, словно увидел его в первый раз. – Значит, ты? Вот так сошлось колечко! А я-то ему рассказываю… и он, главное, слушает!С этого дня начальник штаба стал окончательно уважать командира группы юных разведчиков.Наведению под землей твердого, военного порядка много способствовал Георгий Иванович Корнилов. Опытный армейский политработник, он сразу понравился всем, а особенно ребятам, своей подчеркнутой военной выправкой, краткостью и точностью слов. Сам великолепный стрелок, профессиональный военный человек, он во все дела умел вносить четкий боевой распорядок. Делал он это как-то очень легко, без нажима, без подчеркнутого щелканья каблуками и даже без казавшихся кое-кому обязательными словечек «порядок» или «точно». Тем не менее люди невольно прислушивались к его резковатому голосу, тотчас кидались выполнять приказание, данное двумя-тремя броскими словами. Ребята скоро заметили, что партизаны подтягиваются при Корнилове, незаметно начинают подражать ему и сами стараются держаться так же молодцевато, как политрук. Корнилова назначили заместителем комиссара. Ему же была поручена воспитательная работа среди младших обитателей подземной крепости.На другой день после похорон Зябрева Корнилов пришел в маленький штрек, где на каменной лежанке отдыхали Володя и Ваня Гриценко. Ночь была беспокойная: немцы обстреливали на всякий случай район каменоломен, а к утру бросили в несколько шурфов глубинные бомбы и фугасы. Взрывы обрушили участок верхних галерей, завалили два-три шурфа, но не причинили большого вреда подземной крепости, только вызвали ночью некоторый переполох грохотом обвалов, раскатившимся по всем каменным ходам. Все же дважды ночью объявляли тревогу, и потому мальчики не выспались и сейчас, после работы, отдыхали.Корнилов сел на край лежанки, удержал рукой пытавшихся вскочить мальчиков:– Отдыхайте, ребята, отдыхайте. Кто знает, какая ночь будет! Вы сегодня где работали?– Мы сегодня, дядя Гора, верхний горизонт «Киев» минировали с Владимиром Андреевичем, с его подрывниками.– Ого! – сказал Корнилов. – Уж если вам Жученков доверяет,

В одном из незаметных ходов, который остался по ту сторону стенки, ограничивавшей внутренний укрепленный район каменоломен. Решили выйти за стенку и проникнуть к цистерне. Пошли Жученков, Корнилов, Котло, Петропавловский, Дерунов и с ними еще пятнадцать самых надежных бойцов.Володя и тут упросил, чтобы его взяли для связи.Дерунов своими тонкими, чувствительными пальцами осторожно извлек из-под низа стены камень, закрывавший специально оставленную лазейку, посветил через нее фонариком, ощупал почву по ту сторону стены и осторожно прополз туда. Володя тоже было юркнул за ним, но был бесцеремонно оттащен за ноги назад. Некоторое время все стояли молча у стены. Через пазы между камнями слабо пробивался свет фонаря, который взял с собой Дерунов. Но через минуту фонарь сапера показался в отверстии стены, а за ним просунулся и сам Дерунов. Сапер сообщил, что за стеной весь коридор минирован гитлеровцами и он сам чуть было не подорвался; а на ракушечной пыли, покрывающей пол галереи, Дерунов заметил рябые от гвоздей следы солдатских ботинок немецкого образца и свежие рубчатые отпечатки женских и детских галош.Несомненно, фашисты обнаружили этот коридор и, перед тем как самим спускаться, гоняли сюда советских граждан, женщин и детей, проверяя на них, не заминировали ли партизаны подходы к стене. Пробиваться к цистерне было уже бесполезно: она была, вернее всего, уничтожена. А если даже и уцелела, то воду оттуда брать было нельзя: ее, вероятно, отравили гитлеровцы…У дяди Яши, человека предусмотрительного и заботливого, оказался, правда, припрятанным в другом штреке небольшой резервуар с водой, который он называл неприкосновенным запасом. Теперь все спасение было в этой сбереженной воде, но ее было очень мало. С этого дня каждый глоток стал драгоценным. Ввели строжайший водный паек – по стакану на душу в день. Только больным и раненым разрешалось выдавать немного сверх этой скудной нормы.Через день новым взрывом вражеской мины был разрушен искусно сложенный дымоход из камбуза. До этого дым очага отводился в одну из верхних галерей и там рассасывался, незаметно выходя на поверхность. Теперь едкий угар, кухонный чад и густая копоть стелились по всем жилым и служебным помещениям подземной крепости. Толстый слой копоти быстро лег на лица: приходилось жить не умываясь. За несколько дней люди стали такими же черными, как их собственные тени на